Из него следует, что на Cormeilles рассчитывать не приходится: что сейчас комнат нет, не так важно; хуже, что есть длинный лист кандидатов, кот. ждут и кот. даны обещания. Я знаю по опыту приема в Офисе, как люди не любят, когда очередь нарушается и как на это негодуют. А здесь ― между нами ― Ваши protégés себе сами напортили, выставляя свои преимущества, как знаменитых людей; Ир[ина] Од[оевцева] договорилась до того, что ввиду их колебаний (т. е. хозяев дома) придется на них «надавить». Не знаю, точно ли это было сказано, но это их задело, как всякая угроза. А если эта фраза будет известна, то она объяснит, почему они «непопулярны» среди эмиграции.
Это не отказ еще, но указание на то, как не надо действовать. Что было бы полезно, это иметь среди пенсионеров друга, кот. будет следить за открывающимися вакансиями и постоянно напоминать об Ивановых, т. е. действовать лаской, а не агрессией. Но мне советуют больше рассчитывать на дом Кровопускова; к сожалению, он сам живет там, а не в Париже, и чтоб с ним говорить, мне придется поехать туда. Его тамошний адрес: Gagny (S.e.t.B.); чтоб говорить по телефону ― надо спрашивать Le Raincy[1815]
, № 25-91. Этот дом не так избалован, как Cormeilles, а на Кровопускова может влиять, между прочим аббат Гласберг[1816], хотя он в этом не признается. Но подробности об этом доме я еще узнаю.Кстати, это неправда, что у Г.В. И[ванова] есть склонность к наркотикам? Надеюсь, что это сущий вздор, но это бы ему навредило. Но это ― тайна; не называйте меня; я лично это вовсе не знаю. Но знаю, что дома боятся принимать в число [тех] пансионеров, у кого есть признаки этой болезни.
Простите за почерк. Мне все время мешали писать.
Преданный Вам В. Маклаков
Я максимально надавлю на Кровопускова. Только трудно рассчитывать, что все это удастся сделать быстро, до июня.
Автограф.
BAR. 5-15.
М.А. Алданов ― B.A. Маклакову, 25 апреля 1955
25 апреля 1955
Дорогой Василий Алексеевич.
Узнаю Вас, Вашу исключительную любезность: я просил Вас только, если можно, позвонить по телефону, а Вы потратили целый вечер! Сердечно Вас благодарю. Письма Ваши переслать Одоевцевой неудобно, да она и не разобрала бы все равно. Вот только колеблюсь: могу ли я в письме к ней сказать, что она сама себе повредила странным заявлением: «Придется на Вас надавить»! Если бы я это ей сообщил, то она, быть может, сочла бы нужным написать письмо с извинениями тому, кому она это сказала (Долгополову?). От Николая Савича я пока ответа не имею. Если я правильно разобрал Ваше письмо, то на дом в Кормей надежда очень слаба, но не совсем потеряна. На Вас
У меня ничего пока нового. Хирург предпочитает почему-то немного отложить операцию. Электрокардиограмма показала, что сердце здорово.
Сегодня из частного письма из Парижа узнал, что Американский Комитет, устраивающий съезд эмигрантских писателей, и здесь настаивает на участии «националов»! Одним словом, и тут, верно, начнется то же, что было с политическими деятелями, ― с той разницей, быть может, что писатели и меньше понимают, и легче идут на всякие соглашения и декларации. Да и мало их, писателей. Зачем понадобился Съезд, ― не понимаю.
Шлю самый сердечный привет и лучшие пожелания.
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-24.
В.А. Маклаков ― М.А. Алданову, не ранее 25 и не позднее 28 апреля 1955
[Не ранее 25 и не позднее 28 апреля 1955[1817]
]Дорогой Марк Александрович!
Не преувеличивайте моих заслуг. Совершенно случайно, независимо от дела Ивановых, ко мне приехала вечером H.A. Недошивина[1818]
по делу, ее касающемуся. Я воспользовался этим совпадением, чтоб подробно поговорить о Вашем деле, и вынес впечатление, что надежды плохи. А она очень рекомендовала больше напирать на Кровопускова, прибавив, что у него легче получить отступление от очереди и что на него может повлиять аббат Г[ласберг]. Я и собирался поехать в Воскресенье к нему в Gagny, чтоб лично на него насесть. Но произошел инцидент. В Субботу я опять попал не под автомобиль, кот. уже останавливался, а под камионетку[1819] на полном ходу. Не буду описывать курьезных подробностей, кот. с этим были связаны. Но в результате, хотя ничего не сломал, но больно ходить, и я ограничился письмом к Кровопускову.