Очень Вас благодарю за интересное письмо от 23-го, которое получил почему-то только сегодня. Разобрал в нем почти все, кроме конца. Там Вы говорите о бедном СП. Мельгунове. Если я правильно понял, Вы пишете, что результат подписки показал равнодушие, а может быть, и враждебность к нему эмиграции? Но я не только о результатах подписки (они ведь узнаются не скоро), но и об ее ходе пока ничего не знаю. Узнал я об его нужде лишь из статьи Водова. Я тотчас написал Титову и Альперину, как эн-эсам (к нам принадлежал лет тридцать и Сергей Петрович); предложил нам трем сложиться и послать общую сумму именно «от эн-эсов», — я предполагал, что Сергею Петровичу будет менее тяжело принять деньги, если фамилий не будет, тем более что он со всеми нами тремя находится в холодных отношениях. Но из складчины ничего не вышло, они оба уже послали свои взносы, — кажется, анонимно или лишь с инициалами. Так сделаю и я. На беду я не записал указанного в «Р. Мысли» адреса и фамилии лица, принимающего суммы. В двух следующих номерах газеты они больше не сообщались. Если и в завтрашнем номере не будет, пошлю Абраму Самойловичу с просьбой переслать казначею. Написал богатому знакомому и в Нью-Йорке, но на него надеюсь очень мало.
Лет пять у меня с Сергеем Петровичем, как Вы знаете, никаких отношений не было, мы не встречались и не переписывались. Но летом, когда я лежал в клинике, он мне неожиданно написал очень милое сочувственное письмо. Я, разумеется, тотчас ответил. Недели три тому назад Екатерина Дмитриевна сообщила мне об его серьезной болезни (но об его безденежье не сообщила ни слова). Я тогда написал ему письмо с добрыми пожеланьями и получил ответ от его жены: она благодарила и говорила, что СП. по болезни ответить не может. Надеюсь, он поправится, хотя Ек. Дм. пугает. Как жаль, что мы почти все так небогаты.
Слухи о том, будто Черчилль выхлопотал Чеховскому издательству большую сумму от Фордовского Комитета, оказались, как можно было и думать, совершенным вздором. Вчера мне Александрова так и написала. В критическом положении и «Новый Журнал», — об этом мне, со слов Карповича, сообщила Екатерина Дмитриевна. Больше, кроме газет, нам всем печататься негде, — впервые за 38 лет эмиграции! И надежд мало, очень мало.
С Вашей общей оценкой международного положения я почти согласен, хотя все же в пессимизме не иду так далеко, как Вы. Поговорим в ноябре в Париже.
Чрезвычайно нас огорчает усталость Марьи Алексеевны. Неужели нет улучшения? О Вас мне пишут, что Вы совершенно здоровы, — слава Богу. Я сам страдаю от недавно появившейся сильной одышки. Она хоть работать мне не мешает.
Изумлен тем, что Мельгунов в статьях о Кутеповском деле рассказывает об Алексинском[1880]
. Вы считаете все это совершенно верным? Я ничего этого и не знал. Вероятно, Алексинский ответит?Шлю самый сердечный привет. Пожалуйста, передайте Марье Алексеевне наши лучшие пожелания.
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-24.
В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 12 ноября 1955
12 Ноября [1955[1881]
]Дорогой Марк Александрович!
Меня беспокоит не только состояние здоровья Мельгунова, кот. мы не в силах помочь, но и те условия, в которых он живет. И я не понимаю здесь «Русской Мысли». В № от 10 Ноября она напечатала отчет о деньгах, полученных ею на лечение С. Мельгунова, — около 70 тыс. фр. Это немного, и несколько обидно читать; обидно за Мельгунова. Но я через A.A. Тит. — сам передал ему 25 тысяч, кот. нет в отчете; они должны были быть показаны «от неизвестных»: увидал 15 тыс. от А.К.; про них мне сказал Тер, кот. их передал по поручению А.Ф. Ясно, что Рус. М. печатает отчет о деньгах, полученных только через нее. Рус. М. а не объявление ею [о всех собранных деньгах от] общества. А это вводит в заблуждение. Помните ли деньги, кот. Вы дали на Абр. Сам.?
Я с Рус. Мыслью не имею никаких отношений и не могу делать им «замечаний». Но мне кажется, что в этом варианте они не привлекают, а отгоняют тех, кто хотел бы Мельгунову помочь. И, конечно, не умышленно, а по головотяпству.
Еще одно слово.