«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Хотелось бы, хотя [бы] кратко, поговорить о Милюкове. Не знаю, видели ли Вы книгу — Continuity and Change in Russian and Soviet Thought[1936], изданную Harvard'ским Университетом, с предисловием Simmons'a. Мне на нее указал Зеньковский. В ней 554 стр. и больше 20 авторов. 7 глава этой книги озаглавлена Two types of Russian liberalism: Maklakov and Miliukov, написанная и подписанная Карповичем[1937]. В Комментариях Нов. Жур. по поводу этих воспоминаний Карпович уже излагал вкратце то, что он об нас обоих говорит в этой статье[1938]. Он противопоставляет меня, правого кадета, воспитанного на реформах 60-х, в частности земстве, левому кадету, воспитанному на идеях западной, уже осуществленной демократии, построенной на «самоуправлении». Я искренно, не для скромности, признаю преимущества над собой Милюкова и себя с ним не сравниваю. Но все это относится к его способностям, к тому, что он после себя оставил, к его книгам и публицистике. Не сужу о нем как ученом; не думаю, чтоб он сделал вклад в науку; он скорее педагог и популяризатор. Но все-таки после него большое наследство. Я же в сравнении с ним пускал только фейерверки. Это в буквальном смысле. Когда мы были детьми, отец привозил из Москвы фейерверки; взрослея, мы делали тоже для потехи соседей-крестьян и нашей собаки «Бабочки», кот. до того их любила, что ее надо было держать на руках, чтоб она не глотала огонь. Но от фейерверков, когда они сгорают, ничего не остается.

Но меня занимает другое. Пусть Милюков работал в трудное время; но получается, он ничего после себя не оставил кроме ряда ошибок, перелетов и недолетов, как говорят артиллеристы. Об этом готов поговорить. Но Вам, кот. не заподозрит меня в зависти -и недоброжелательности, я скажу свое наблюдение и вывод. Беда Милюкова в том, что он хотел быть властью, вести за собой, хотя для этого у него не было достаточно данных. Оттого он любил лесть, поклонение, обожание. На это я насмотрелся, наблюдая его в партии, как лидера партии. И главное это вытекало не из убеждения в том, что его путь ведет к спасению, а из желания быть первым. В этом отношении у него было нечто общее с Грузенбергом. Все это между нами. Отсюда проистекали все главные ошибки его. И когда на его юбилей ему говорят о «совершенно изумительной его проницательности» (слова И.П. Демидова) — то все это было стыдно читать. Ничего подобного в остальной деятельности его быть не могло. В ней он был если не слон, то настоящий человек.

Вас. Маклаков

Автограф.

BAR. Box 34.

В.А. Маклаков — M.A. Алданову, нe ранее 27 и не позднее 30 марта 1956

[He ранее 27 и не позднее 30 марта 1956]

Дорогой Марк Александрович!

Это письмо будет довольно неожиданным по содержанию; т. е. неожиданным для Вас, а не для меня самого. Об этом я давно думаю.

Сейчас 5 часов утра, а последнее время я всегда в это время просыпаюсь, но не всегда засыпаю. Предпочитаю докончить сон днем.

Вчера сестра, пробыв здесь два дня, уехала в Gagny отдыхать и набраться сил перед второй операцией, симпатического нерва. Она хочет вернуться через неделю; я же буду настаивать, и в этом меня поддерживайте, что она должна пробыть в Gagny minimum месяц. А за этот месяц, без нее, я займусь приведением в порядок квартиры, а также бумаг и библиотеки. Для этого необходимо половину их уничтожить, чтоб выбросить ненужное мне. Кое-что просто выбросить, а кое-что сдать в библиотеку — и здешнюю, и американскую. Но раньше, чем это делать, нужно отобрать то, что ненужно. Этим я и буду заниматься без сестры, летом, пока она лечит свой ревматизм. И это я уже начал, и это оказалось не только гораздо интереснее, чем я ожидал, но неожиданно совпало по тем вопросам, кот. мы касались в нашей переписке.

Вы вообще слишком ко мне снисходительны, чтоб не сказать больше. Вы сравниваете меня с Милюковым и думаете, что Слон и Моська — к нам не относится. Я не так смотрю на себя и отвожу себе в жизни роль пускателя фейерверков, кот. тешат людей, но после себя ничего не оставляют. И так как в России, в деревне фейерверки были наша специальность, на потеху соседей-крестьян, кот. собирались к нам на них смотреть, то это сравнение мне дано самой жизнью.

И вот сейчас, рассматривая мои бумаги, отбирая то, что можно выбросить, я откладываю то, что может быть для меня самого, для понимания меня, интересно. Тут есть не только Ваши письма, продиктованные дружеским отношением, и потому пристрастные, но и критические -не ругательные — а серьезно критические. Они иногда мне самого себя открывают в том, что я не замечал. И вот перечитывание и классификация этого — сейчас мое главное занятие. А в тесной [продолжение письма отсутствует].

Автограф.

BAR. 6. F. Maklakov V.A. Letter fragments and miscellaneous material relating to correspondence.

М.А. Алданов — B.A. Маклакову, 31 марта 1956

31 марта 1956

Дорогой Василий Алексеевич.