Положение дел в 1917 году несколько отличалось от обстоятельств 1906 года, однако суть фолкизма оставалась неизменной. И для тех, кто был связан с автономистским движением, и для новых фолкистских и демократических партий единственным способом утвердить национальную, а с ней — и народную демократию было учреждение полной законной автономии на местном и общегосударственном уровнях. Подобно русской общественности, еврейские интеллигенты приписывали себе особую роль в децентрализации, в развитии самоуправления и народной демократии. Состав руководства Фолкспартей в 1917 году отражал тот факт, что автономисты — либералы и социалисты — в критический момент стремились сгладить различия. Помимо социалистов, фолкисты приняли в свои ряды либералов, которым были не по душе сионисты, кадеты и Еврейская народная группа. Например, Оскар Осипович Грузенберг (1866–1940), один из виднейших российских юристов, покинул кадетскую партию и стал ведущим деятелем новой народной партии. Грузенберга пригласило одесское отделение (Еврейская национально-демократическая партия) в качестве кандидата от фолкистов на первое место либо в избирательном списке еврейского блока вместе с сионистами, либо, если блок не будет создан, в независимом списке Еврейской народной партии[807]
. Грузенберг получил огромную известность среди евреев в качестве адвоката на «ритуальных процессах» — он защищал Блондеса в Вильне, а затем Бейлиса в Киеве. Грузенберг был также известнейшим адвокатом на политических процессах, он защищал Владимира Короленко, Максима Горького, Льва Троцкого, Павла Милюкова и многих, многих других[808]. При этом Грузенберг был либералом и кадетом круга Винавера и Слиозберга — он защищал подписавших Выборгское воззвание, неудачно баллотировался на выборах во Вторую думу от кадетов и не участвовал в еврейских делах, кроме как в роли юриста. В 1917 году он неожиданно вступает в Еврейскую народную партию[809]. Мотивы, побудившие Грузенберга вступить в эту партию и погрузиться в общинные дела, неизвестны, как и причины, склонившие его к еврейскому национализму, хотя его ближайший друг полагал, что Грузенберг давно симпатизировал сионизму и находился под влиянием «Автоэмансипации» Льва Пинскера[810]. Однако каковы бы ни были побудительные мотивы Грузенберга, его приход в партию стал символом обращения к национализму людей, слывших столпами еврейского либерализма.Леонтий Брамсон, лидер трудовиков, юрист и активист ОПЕ, примкнул со своей Еврейской демократической группой к Еврейской народной партии в 1917 году и вошел в руководство фолкистов[811]
. Среди лидеров партии оказались и другие известные юристы: Яков Тейтель (1851–1939) и В. С. Мандель, один из основателей старой Фолкспартей и президент Общества еврейской народной музыки. В партию стекались историки (что, пожалуй, неудивительно), в их числе Самуил Лозинский (1874–1945), один из авторов «Еврейской энциклопедии», впоследствии оставшийся в Советском Союзе и бывший редактором «Еврейской старины»[812]. Однако самыми яркими фигурами среди фолкистов, пожалуй, были литераторы и филологи. Помимо Штифа и Нигера, в избирательный список партии вошел Исроэл Цинберг — редактор литературных разделов «Еврейской энциклопедии», один из основателей «Ди идише велт» и автор многотомной истории еврейской литературы. К партии примкнули экономисты Х. Г. Коробков и П. М. Клинчин, философ Эсфирь Эльяшева-Гурлянд[813]. Иными словами, народная партия была совместным детищем интеллектуалов, участвовавших в культурных проектах 1907–1914 годов, таких как «Еврейская энциклопедия», «Еврейский мир», «Ди идише велт», и общественных активистов — руководителей еврейских общинных организаций (Нигер, Цинберг, Ефройкин, Перельман относятся к обеим категориям). Вне всякого сомнения, это была партия еврейской общественности. Лишь в 1917 году Еврейская народная партия приблизилась к понятию партии в общепринятом смысле слова — с центральным комитетом, уставом и региональными отделениями. За некоторыми примечательными исключениями, такими как Одесса, партии не удалось найти широкую поддержку среди еврейских масс. Однако популярность для фолкистов значила меньше, чем создание автономистских институтов, в частности местных общин, и созыв Всероссийского еврейского съезда. Посредством этих мер можно было учредить еврейскую демократию, даже если народная партия не стала бы массовой.