Правда о твоей матери (СИ)

Дочь молчалива и сосредоточена, как и Лёва в младенчестве. Любит купание, тихие разговоры, ласку. Я целую ей подошвы умилительных ножек – и мне кажется, что форма стоп у неё уже как у матери. Апраксинские ноги вызывают восхищение, и, по-моему, это вообще лучшее, что у неё есть, ха-ха. Наверняка Эва тоже вырастет красавицей, думаю я, целуя бархатные щёчки и вглядываясь в хорошенькое личико с большими внимательными серыми глазами. Если она унаследует от матери только красоту – это ещё куда ни шло… ум – тоже ничего; но прилагающихся к этому самому уму проблем наследовать бы вовсе не хотелось.

В самолёте четырёхмесячная дочь показывает характер: похныкивает, хмурится, я умиляюсь – до чего выразительная мордашка! Слинг нам рекомендовали с полугода, раньше – плохо для позвоночника. Но в поездке выхода нет – бережно придерживаемое дитё висит на мне в горизонтальном положении и с интересом вертит светловолосой головкой.

- Вот милаха, - восторгается Лёва. Я вижу, что ему тоже хочется подержать малышку; ему интересно, как это. Мне не хочется отпускать её от себя даже на минуту – но я знаю, что Лёве тягостно, и хочу дать ему это утешительное ощущение – полноценной семьи. Поэтому в самолёте разрешаю подержать девочку, когда она начинает капризничать от усталости.

После прохождения границы в аэропорту Лос-Анджелеса я в последний раз в жизни вижу, как Лёва плачет. Но успокаивается он быстро – горячий и влажный морской воздух встречает нас у международного терминала Тома Брэдли, и мы садимся в такси, которое везёт нас к новому дому – в Шерман Оукс, совсем недалеко от моей обсерватории.

Я отписываю Юлии кратенькое сообщение о том, что мы приземлились и с нами всё в порядке – хотя едва ли её это волнует; в ответ прилетает ещё более краткое: «ОК».

И смайлик. Глядя на который, я готов рыдать и биться головой о стену нашего нового дома.

Далее следует устройство Лёвы в последний класс школы; моё трудоустройство, – и Эвелинку, от которой я отрываюсь с огромным трудом, приходится отдать в ясли-сад совсем младенцем, что здесь, в принципе, обычная практика.

А ещё эти вопросы, вопросы… «Когда подъедет мама Эвелины? Ах, она не присоединится к вам с детьми?». И эти жалостливые взгляды… Я спокойно объясняю всем, кто интересуется: мама работает в Сорбонне, дети переданы мне с её согласия, мы в разводе. Я держу её в курсе всего, и, возможно, она как-нибудь приедет к нам в отпуск.

Вот только Апраксина даже в отпуск из своего Парижа к нам, похоже, не собирается. Лёва про неё не спрашивает; общаться с ней по-прежнему отказывается – и я уже перестал настаивать. Юлия тоже не требует сына к телефону во время редких звонков.

Непривычно жить без Юлии, непривычно спать без неё… Я впервые далеко так надолго – не в краткой командировке, ведь раньше мы расставались максимум на две недели. И эта долгая разлука с каждым месяцем всё больше убеждает меня в том, что я люблю мать своих детей – и другой любви мне не нужно. Мне даже страшновато при мысли о том, что другой женщины в моей жизни не случится; но со временем я примиряюсь с этой мыслью и живу работой и детьми.

Через год начинается квест с поступлением Лёвы в вуз. Мы готовим документы в разные университеты, и я внутренне сжимаюсь, думая о том, что вот примут его в Массачусетский технологический – и прощай, улетит в Бостон на другой конец страны! Я хорошо понимал присказку о том, что родительство – это всё равно что отпустить собственное сердце гулять за пределы своего тела; но из принявших заявки вузов Лев выбирает Калифорнийский технологический – в Пасадине. Я выдыхаю чуть свободнее: это в двух часах езды от Шерман Оукс, и, очевидно, придётся запрашивать общежитие; но всё-таки не Восточное побережье – спасибо и на том.

- Сынок, - смалодушничав, осторожно начинаю я, - в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса тоже сильный факультет точных наук, ты же знаешь…

Лёва с понимающей улыбкой мягко возражает:

- Но Калтех ещё сильнее. И ты тоже это прекрасно знаешь.

- Но зато от дома за двадцать минут можно доехать… - высказываю я свои истинные мысли.

- Вот ты и доезжай, - смеётся Лёва, похлопывая меня по плечу. – Слушай, пап, ну серьёзно. Не за тридевять земель ведь. Если что – всегда смогу подскочить, и ты ко мне так же. Эвелинка подросла – уже не так трудно с ней, и это… вдруг с кем сойдёшься всё-таки? Представляешь, как было бы здорово, пока Эве годик, полтора, два… и уже с самого детства у неё была бы мама!

Он стал совсем взрослым. Поэтому я так же откровенно говорю ему:

- Сердцу не прикажешь. У Эвелинки есть мама… которую я до сих пор люблю. Дурак, да?

- Да не дурак – а, может, ты просто зациклился? – предполагает Лёва. – На работе пропадаешь… там что – совсем никаких вариантов?

Я не стал говорить ему, что варианты есть… есть одна молодая женщина, которая на меня засматривается. Словно невзначай, то пообедать ко мне подсядет; то над совместным проектом поработать предложит. Я аккуратно отклоняю её приглашения – не хочу давать человеку ложной надежды.