Правда о твоей матери (СИ)

«Она», «младенец», «ребёнок»… для меня это уже Эвелина – моя дочь, наша с Юлией дочь. Но и я, и Эвелина - мы оба были для Юлии просто средством достижения очередной бредовой цели, инструментом в какофонии её сверхидей... элементом больной игры, который теперь можно досадливо вышвырнуть, раз уж игра не задалась и игрок начал проигрывать.

Не только у тебя не сбылось то, что ты себе придумала, Апраксина. У меня оно тоже не сбылось. И мне невыносимо горько, больно; опустошающе тяжело.

Мне нечего ей сказать; за эти годы у меня исчерпались для неё и слова, и поступки. Выйдя из кабинета, я на несколько секунд прижимаю лоб к прохладной недавно выкрашенной в ходе пафосного ремонта стене. Шепчу:

- Эвелина, солнышко моё, любовь моя… пожалуйста, помоги папе. Держусь только ради вас с Лёвой. Вот честно - только ради вас.

Глава 16. Даниил. Разошлись, как в море корабли.

Через неделю всё становится совсем хреново. Юлия, едва оклемавшись после операции, твердит одно: забери да забери девчонку. «Девчонка» - моя родная, единственная дочь, и, конечно, я «заберу»; только вот как жить без Юлии, которая, едва встав после кесарева, держась за стены, уже рвалась в Париж? Я видел, что ни я, ни дети нисколько ей не интересны; она опять жаждет потонуть в своих книгах, отрешиться от всего.

Между тем, в Лос-Анджелесе меня мягко предупредили, чтобы поторапливался. Я делаю ещё одну попытку:

- Юлия, любимая… подумай: какая разница, где сидеть в библиотечных архивах – в Сорбонне или в Университете Калифорнии? Ведь там – один из богатейших ресурсов по твоей специальности на нашей планете, и тебе должно это быть отлично известно.

- Это не Париж, - коротко отметает Апраксина все мои доводы. И я сдаюсь.

Однако Лёва сдаваться не собирается.

- Да не останусь я с ней, ни в какой Париж не поеду! – кипятится мальчик. – Я и французского-то не знаю, в отличие от… мамы.

Сын неприязненно кривится, произнося это слово. Я не стал говорить ему, что мама, обсуждая свои планы на Париж, ни разу не озвучила мне, что собирается ехать туда с ним. Должно быть, ждала, пока эту тему подниму я…

И я поднял.

- Юлия, - забирая их с дочкой из роддома, осторожно начинаю я, - ты знаешь, Лев очень хочет доучиться и поступать в Лос-Анджелесе.

- Ну так что? – пожимает плечами Апраксина. – Мало ли чего я хочу?

- Но ведь его мечта вполне осуществима. Была бы. Может быть, ты выйдешь за меня замуж… и поедем все вместе – вчетвером?

- Нет уж, - саркастически усмехается Юлия. – Мне уже не раз приходилось жертвовать ради Лёвы своими планами. Но сейчас – хватит, довольно. В Париж я его взять ещё как-то готова. Ехать ради его прихотей в США – нет.

Вот как… выйти замуж за бесконечно влюблённого мужчину, с которым у тебя двое детей; жить с ним, занимаясь любимым делом, в семье, где все любят и берегут друг друга, - это такая тяжкая жертва с её стороны, что без слёз не представить? С этого момента я утрачиваю последние надежды – и веду диалог уже в другом ключе.

- Юленька… ты не обиделась бы… просто формальность… возможно, для того, чтобы позволить Лёве уехать и учиться там, где он хочет, - придётся написать от него отказ, чтобы его усыновил я. Ты бы… сильно расстроилась? Просто формальность… по бумагам. Для документов. Что скажешь?

Юлия снова испытующе смотрит на меня. Обижаться она даже не думает.

- Ты уже обсуждал это с Лёвой? – спокойно спрашивает она. – Чья идея?

- Моя, - твёрдо говорю я, хотя это не совсем правда. – Он слишком занят сейчас экзаменами и курсами английского, чтобы генерировать подобные идеи. Но я поговорю с ним.

Ложь. Мы уже говорили. Лёва очень просит этого… даже настаивает.

Юлия сомневается недолго:

- Да ради Бога – забирай обоих, Даниил. Только не жалуйся потом, что они сели тебе на шею и ножки свесили.

- Очередная пошлость. Ты говоришь пошлостями, когда сильно переживаешь, - замечаю я. – Юль… ты подумай всё-таки.

Но она даже не смотрит на малышку; мыслями она уже там, в своей Сорбонне. Одна, в огромной библиотеке, где проживает сотни параллельных жизней, потому что обыденной реальности ей не хватает и никогда не хватало. А мы с детьми – часть пресной повседневности… в которую она по глупости вступила, хотя хотела бы избегать.

Юля без возражений и видимых эмоций подписывает отказ от Лёвы и разрешение на вывоз Эвелины за границу; мы с сыном и дочкой собираемся в Лос-Анджелес. Улаживаю все дела на каком-то автопилоте: мне не верится, что я улетаю за десять тысяч километров от Юлии, с которой был неразлучен пятнадцать лет. В преддверии расставания моя любовь к ней чувствуется еще острее. Лёва не замечает этого, не замечает моих адовых мук – да он и не обязан: молодость и море впечатлений помогают сглаживать травмы, отвлекаться от обид. Он увлечён сборами, захвачен перспективами, и мы отдали в контору нотариально заверяемых переводов все его документы об образовании, дипломы и грамоты.