Читаем Правила неосторожного обращения с государством полностью

Правила неосторожного обращения с государством

Всем известный Аркадий Аверченко в своем успешнейшем журнале «Новый Сатирикон» под манифестом об отречении царя заметил: «Прочел с удовольствием». Номер от 17 марта 1917 года.

Журнал был разогнан в 1918 году, Аверченко добрался до Праги и умер в 1925 году. Сатириконцы разбрелись по миру — кто в эмиграцию, кто погиб, кто стал рисовать в «Смехачах» при новой власти.

Не торопите изменения. Они всегда могут оказаться хуже того, что было. Будем мечтать осторожнее о том, что будет когда-нибудь, потом. Судя по идеям, бродящим в народе, по настроениям его, золотой век может и не наступить.

Государство для всех

См.: Новый Сатирикон, 1916, № 19. С. 10. Рис. А. Радакова

Собрание свободных, рискующих людей

См.: Смехач, 1927, № 24. С. 2. Рис. Н. Радлова

Государство — собрание свободных, рискующих людей неизбежно выиграет у государства людей закрепощенных.

Государство эмигрантов — тех, кто готов всем рисковать и выживать, — агрессивнее, жестче, инновационнее, чем государство людей закрепленных, не имеющих собственности.

Зажиточное государство людей с каменными домами мягче и осторожнее, чем государство голытьбы.

В России еще остались следы тех, кому удавалось быть свободнее. Они даже сегодня, может быть, чуть зажиточнее. Сибирь (потомки переселенцев), люди севера России (Архангельск), казаки — потомки тех, кто бежал от крепости на границу. Старообрядцы, которые деловитостью могли перещеголять протестантов и даже знаменитых WASP (White Anglo-Saxon Protestant). И даже в центральной России есть такие острова.

Валерий Софронов написал по моей просьбе удивительный текст, который я с его разрешения, с благодарностью (и небольшими правками) публикую. Он пишет:

«До сих пор наблюдается ментальная связь с крепостным правом. В конце 1990-х годов беседовал на эту тему с одним орловским краеведом. У них на севере области в крепостных было 60 % крестьян, на юге всего 40 %. И эта разница в устройстве собственной жизни наблюдалась в деревнях спустя сто сорок лет.

Примерно десять лет назад мой четвероюродный брат пригласил меня в юбилейную поездку в село Дросково Орловской области. В этом селе в конце XIX века родилась его бабушка (художник начала XX века Антонина Софронова; о ней есть статья в Википедии, много картин — в сети Интернет). Его прадед там работал земским врачом. В этом селе стараниями местных энтузиастов, Орловского музея изобразительных искусств и краеведа А. Полынкина создан музей, посвященный А. Софроновой и ее отцу — земскому врачу Ф. Софронову.

Меня приятно поразило это село. Практически все дома этого села были оснащены удобствами, ухоженные палисадники около домов, низенькие аккуратные заборы только слегка обозначали границы личных участков. Удобства и иные „радости“ городской жизни, как правило, были пристроены к дому своими руками, самостоятельно.

Около десяти вечера мы вместе с братом прошлись по селу. На улице мы встретили трех сельскохозяйственных рабочих, возвращавшихся с вечерней смены. Уставшие, в рабочей одежде, но абсолютно трезвые. На деревенских улицах стояла первозданная тишина. Ни пьяных выкриков, ни праздношатающейся молодежи.

Для меня, в советское время много раз бывавшего в самых разных русских деревнях, это показалось удивительным. Маленький штрих. Я удержался от того, чтобы бросить окурок сигареты на землю. В последний момент что-то остановило. Абсолютная чистота на деревенской улице… Вечерняя прогулка по орловскому селу напомнила мне такие же прогулки в прибалтийских деревнях.

Именно об этом я рассказал на следующий день местному краеведу.

Тогда же я провел маленькое „исследование“ цен на сельские дома на расстоянии четырехсот километров от Москвы (по данным на сайтах недвижимости). На юге Рязанской, Тамбовской или Владимирской областей за те же деньги предлагалась ничем не оборудованная изба, без воды, удобств, инфраструктуры и газа».

Если бы в России отмена крепостного права произошла на восемьдесят лет раньше, как в Чехии, или на сорок лет раньше, как в Прибалтике, мы были бы сегодня другой страной.

Но нас бы в ней не было.

Мы бы не родились.