Правила выживания в Джакарте

— Блин, друг, прости. — Боргес отодвигается, оценивая масштаб повреждений, а потом протягивает руку и аккуратно, кончиками пальцев, хлопает по плечу. — Я думал, Картель тебя…

Повисает пауза. На заднем плане раздаются взрыв и крещендо воющих пожарных сирен.

— Нужно нечто большее, чем Картель, чтобы меня убить, — тянет Рид, а потом вспоминает.

Он уже думал что-то в этом духе, только не о себе, а о Салиме. Спрашивать страшно. Рид жует во рту вопрос, сглатывает слюну, смотрит на Боргеса, возможно его последнего живого друга.

— Пойдем, пора сваливать. — Боргес хмурится, оглядываясь в сторону факела Хамайма-Тауэр.

— Кто-нибудь выжил? — заставляет себя спросить Рид, когда они садятся в машину и Боргес трогается с места.

Тот смотрит на него пару секунд, и Рид решает уточнить:

— Ну, если Салим… — Он сбивается. Произнести это вслух невозможно.

— Если Салим что? — нетерпеливо переспрашивает Боргес.

Так, думает Рид.

Но, думает Рид.

— …Мертв? — заканчивает Рид.

— В смысле? — Боргес хмурится. — Не, Салим, конечно, инвалид и герой-инвалид, который принял на себя удар, пока остальные удирали, но ты же знаешь — убить его можно только криптонитом.

— Он жив? — на всякий случай переспрашивает Рид, пока не позволяя тугому узлу в груди развязаться.

Боргес хлопает себя по колену:

— Да всех нас переживет! Они не так много людей потеряли при налете. Вот мы думали, что тебя, — лицо его становится жестче, — того, а Салим как орал на всех, так и орет, чего ему будет. С Садаф срется только так, ты ж его знаешь.

И — да, вот в этот момент Рид отпускает веревку, и узел начинает тихонько ползти, становясь свободнее. Он глубоко вздыхает, позволяя напряжению стекать с плеч. Жив.

А потом резко оборачивается:

— C Cадаф? Подожди, Диего, — он поворачивается к нему всем корпусом, преодолевая сопротивление боли, — куда мы едем?

И Боргес широко ухмыляется:

— К Старшим Сестричкам.

Глава 12

Как это было: Эйдан Рид — живой и невредимый — обеими руками распахивает двустворчатые двери и, пройдя несколько шагов, останавливается.

— Салим… Салим, брат! Я думал… я думал, ты мертв!

Как это было на самом деле: Эйдан Рид — избитый, окровавленный, но живой — обеими руками распахивает двустворчатые двери и вваливается в комнату, чуть не пропахав носом деревянный пол со словами:

— Один тут зависаешь?

Салим смотрит на него как на полного дебила. Хмурит короткие темные брови и выдает:

— Не ори.

У него что, совсем чувств нет? Он думал, что Рид мертв, Рид думал, что он мертв, а первое, что он ему говорит, — «не ори»?

Самые лучшие слова в мире.

Рид даже не скрывает улыбки, которая превращается в хохот, когда он замечает, что на Салима надето.

— Серьезно, чувак? Что это, саронг?

Салим, весь обмотанный цветастой тканью в красно-золотых цветах — на вид шелк, изящный витиеватый узор, пышные цветы и вышивка, — мрачнеет моментально. Он начинает шарить рукой рядом с собой, и все еще ржущий Рид понимает, что тот пытается найти пистолет — что, в саронге нет карманов? — и от этого ему становится еще смешнее.

— Это не саронг! — Салим почти рычит. — Это просто… какой-то… Мне дали это как халат! Я не могу сейчас носить другую одежду… Рид, твою мать, это не настолько смешно, чтобы так ржать!

Но Рид смеется, и со смехом выходит все напряжение последних нескольких часов. Он отчетливо понимает: больше никакого мертвого Салима в его голове.

Вот он — живой Салим. Сидит и орет на него, как обычно. Только яркая национальная — женская — одежда вместо черной сутаны выбивается из привычного антуража. Одежда — и комната.

Давно Рид не бывал в местах, отделанных так… по-индонезийски. Купольный свод потолка — полностью деревянный, как и полы. Бордовая обивка мебели — большая кровать, подушки на плетеных креслах, драпировка на стенах; круглые низкие столы с мозаичной столешницей. Геометрические узоры, животные на тканях… Впрочем, что еще можно ожидать от этого места.

— Тебе идет, — скашливая смех, потому что горло неприятно сипит, говорит Рид. Он слышит, как Салим практически скрипит зубами. — И никакой это не халат, сладенький. — Еще один такой скрип, и им придется искать стоматолога. — Это стопроцентный саронг.

— Да просто похож…

— Его повязывают именно так. Видишь этот край, закинутый тебе на плечо? Это кембен. А накидка снизу — это баджу.

Салим идет пятнами, опуская подбородок, оглядывая себя и растерянно хлопая по тощей груди ладонью.

— Я думал… это что-то вроде разновидности сурджана…

И в этот момент Рид замечает, что вторая рука у него согнута в локте и твердо зафиксирована толстым гипсом, едва выглядывающим из-под ткани. Он вспоминает слова Деванторы: засранец действительно не соврал.

— Как боевые раны? — Рид подходит ближе и кивает. — Хреново все?

Салим раздраженно цыкает: ему никогда не нравилось, когда кто-то начинал вздыхать над его здоровьем.