Правила выживания в Джакарте

Подворотня случилась меньше суток назад, но Кирихаре кажется, что прошла вечность. Может, это потому, что психика заботливо убирает травмирующие воспоминания поглубже. А воспоминания действительно так себе: его биографы в «Википедии» озаглавят эту эпоху как «кризис энного дня в Джакарте». Его ведь тогда переломало — и переломало прямо перед Ридом… Но тот, конечно, теперь уверен, что все это был актерский экспромт ради того, чтобы выхватить пушку. В этом есть доля правды, но есть и еще кое-что, что он упускает: в тот момент, когда пистолет оказался у него в руках, Кирихара действовал по наитию, а не по расчету.

Он опускает глаза на другой пистолет у себя в руках. Ну, по крайней мере, оружие он уже держит увереннее. Тень Рида, который стоит спиной к розовой лампе, слегка двигается на покрывале.

— Хотя твоя готовность убивать по приказу, конечно, прям приятно удивляет. Хочешь, порекомендую тебя в отрядик Боргеса?

— Я тебя спас, — не выдерживает Кирихара. — Бирч выстрелила бы в голову.

Он не планировал этого говорить. Вырывается само, на волне негодования — просто чтобы его заткнуть.

Рид затихает — понятно по воцарившейся в номере тишине. И замирает — понятно по дулу пистолета, прислонившемуся к затылку Кирихары. Совсем непохоже на «неожиданно, но спасибо большое, я тронут». Вместо этого Рид говорит:

— Правда? — И презрительно цокает языком. — Ты так себя оправдываешь?

Кирихара согласен: прозвучало глупо. Будто бы они ведут счет альтруистических порывов, кто друг другу перепоможет, кто кому больше заботы причинит и кто в большую лужу безответной доброты сядет. Помнишь, ты для меня с крыши спрыгнул? А я вот для тебя в тебя выстрелил!

Только это ведь правда. Один Кирихара знает, какие у него были мокрые руки, как они дрожали и как он боялся попасть не туда. Один Кирихара в курсе, что несколько секунд просто не мог нажать на спуск. Как ему было страшно.

Кирихара никогда не стрелял в людей, чтобы их убить. Кирихара их обманывал: обчищал их счета, подделывал векселя и облигации, притворялся тем, кому кайманские миллиардеры могут доверять, притворялся кадетом Секретной службы, притворялся агентом Секретной службы, притворялся, притворялся, притворялся. Врал. Оставлял стопку фальшивых чеков и исчезал.

Но никогда никого не убивал.

— Я себя не оправдываю, — зло бросает ему Кирихара через плечо. — Она выстрелила бы в голову, и ты это, твою мать, прекрасно знаешь.

К черту! Будто бы Кирихаре нужно его понимание. Кирихара лажал ужасно, и Кирихара знает о своих косяках, как никто другой. Его это бесит, бесит, бесит. И еще его бесит, что какой-то мудак решает, что разбирается в нем лучше, чем его собственный психотерапевт.

— А, как скажешь, — истекает ядом Рид. Нестерпимо жжется посмотреть придурку в глаза и, возможно, дать с кулака в тот глаз, который еще не подведен фингалом.

Кирихара прикидывает: у Рида нет причин в него стрелять… ну, кроме объективных. Нет же? Он медленно разворачивается и утыкается взглядом в дуло. Рид стоит над ним, упершись одним коленом в кровать, и остро вздергивает брови.

— Что такое? Резко осмелел?

Кирихара стискивает кулаки.

— Да ладно, — кривится он. — Ты можешь считать меня кем угодно, Рид. Что из этого правда, а что нет, я сам о себе знаю. Но знаешь что? — Они смотрят друг другу в глаза. — Хватит бегать за мной по всему городу, обзываясь, как обиженный пятиклассник.

Слабый голос внутри напоминает, что если конкретно в этот момент Рид решит перестать бегать за Кирихарой по всему городу, то Кирихара останется совсем один и вторая церковная экспедиция, отправленная Эчизеном за ним, до него, живого, может попросту не добраться. Ты правда трус, говорит голосок, ты правда крыса. Извинись, извернись, приспособься — ты это умеешь. Самое время.

— Или хотя бы придумай что-нибудь новенькое. Хвастовства-то было, — давит из себя насмешку Кирихара наперекор этому голоску. — Я думал, ты креативнее.

Этот выпад раскрашивает лицо Рида краской азартной запальчивости:

— Так давай я кину тебя здесь? — Его абсолютно не смущает перемена в композиции: не затылок — так лоб, и второй рукой он снимает пистолет с предохранителя. Двойной щелчок прямо перед лицом бьет по нервам. — Только переломаю тебе ноги сначала. Полежишь, подождешь, пока придет кто-то уверенный, что и Деванторе ты тоже всучил подделку.

С одной стороны, это абсолютно не в духе адекватного Рида — неоправданная жестокость. С другой — Кирихара понимает, что, скорее всего, последние пару суток Рид слегка далек от себя адекватного.

— Если это цена за то, чтобы больше не выслушивать твои обвинения, — цедит Кирихара, — то будь так добр.

Рид открывает рот, чтобы что-то ему сказать, и Кирихара успевает закатить глаза, с лету предугадывая очередной оскорбительный пассаж:

— Да-да, я трусливый щенок, неблагодарная дрянь, да, это мы уже слышали.

— Действительно осмелел, — одну длинную паузу спустя отвечает Рид.