Данная концепция, занимающая весьма скромную нишу в сложной системе либеральных идейно-политических течений[55]
, получила широкое признание в постсоветском отечественном обществоведении, будучи во многом компенсаторной (и в этом смысле, скорее, эмоциональной, чем рациональной) реакцией против недавнего доминирования социалистического принципа фактического равенства, ведущего к потребительской уравниловке. Более того, именно этот доктринальный подход стал одним из основных теоретических ориентиров практики постсоветских преобразований в сфере экономических отношений. Таким образом, из всего многообразия теоретических моделей «строительства» капитализма Россия выбрала «именно самый крайний из вариантов в неолиберальной экономике»[56].Принципиально иной, взвешенный и рациональный, подход к проблеме формального равенства разработан в рамках
В своих работах В.С. Нерсесянц делал основной акцент на том, что право – это равная мера именно свободы и справедливости. Право, писал он, – это равная мера свободы («своим всеобщим масштабом и равной мерой право измеряет… именно свободу… в человеческих взаимоотношениях[58]
) и справедливости (право взвешивает на единых весах и оценивает фактическое многообразие партикулярных отношений «формально равным, а потому и одинаково справедливым для всех правовым мерилом»[59]). Такая расстановка акцентов во многом была обусловлена стремлением продемонстрировать неправовой, произвольный характер советского законодательства, подразумевающий неправовую природу порождающей его тоталитарной власти. При этом не вполне проясненной оказалась позиция автора либертарной концепции по вопросу о том, что такое равная мера. Позднее, уже в постсоветский период, он не уделил этой проблеме должного внимания, сконцентрировавшись на обосновании правовой природы цивилизма как нового постсоциалистического общественного строя с «более содержательным (чем при капитализме) принципом равенства и справедливости, с более развитыми формами собственности, свободы и права»[60].Чтобы понять позицию В.С. Нерсесянца в вопросе о правовой природе социальных прав, следует обратить внимание на его критику аристотелевской концепции распределяющей и уравнивающей справедливости. «Восходящее к Пифагору, а затем к Платону, Аристотелю и вплоть до наших дней представление о двух типах равенства, – отмечал он, – является ложным, соответствующим ситуации неразвитого права[61]
. Правовое равенство (в каждое данное время в своем объеме и смысле) всегда одно. Деление же равенства на демократическое и аристократическое, уравнивающее и распределяющее, строгое и пропорциональное и т. и. является формой выхода за рамки правового равенства в сторону привилегий… Разные характеристики равенства (пропорциональное, распределяющее и т. и.) остаются равенством лишь в тех пределах, в которых они не выходят за рамки правовой компенсаторности. Всякий выход в процессе пропорционально-распределяющего уравнивания за границы