Право на пиво

Виктор появился в кабине только после прямого вызова.

— Все готово? — спросил он первым делом.

— Все катушки установлены, — уклончиво ответил Вильям.

— Сколько нам лететь до центра аномальной зоны? — задал новый вопрос навигатор, внимательно глядя на зеленое соцветие носовой части. Вроде бы все было в порядке.

— Что-то около пяти минут.

— Слушай, Степ, а у тебя есть с собой лишняя бутылочка «Оболони»? — неожиданно спросил Виктор.

— Нет, но могу принести, — удивленно ответил физик.

— Давай, неси скорее. Как ты там говорил: если уж погибать… Мы лучше немного подождем, глядишь, проживем лишние десять минут.

— Зачем так пессимистично-то, — задумчиво спросил техник, глядя на убегающего Степана.

— Чтобы жизнь медом, — улыбаясь чему-то ответил Стежков.

Минут через пятнадцать физик вернулся, неся с собой целую упаковку бутылок. Он дал одну Виктору, а другую протянул Вильяму. Удивительно, но никогда не пьющий Тримен взял пиво.

— Ну что, ребята, как говорится, поехали, — двусмысленно выразился Виктор.

— Пора домой, «Лидер»! — раздался чей-то радостный голос прежде, чем удар возвестил об исчезновении корабля из обычного пространства.

Юлия Остапенко МАВКИНА БЛАГОСТЬ

— Да нет там мавок никаких!

— А я говорю, есть!

— Ты их видал, что ль?

— Не видал, а правду говорю, что есть!

Спорили корчмари рьяно, сверкая очами и погромыхивая кружками по столешнице. Пьяненький мужичок, сидевший у хозяйского стола, подперев заросшую щеку кулаком, сонно и заинтересованно моргал. Иногда щека с кулака соскальзывала, мужичок вздрагивал, и на мгновение его хмельной взгляд прояснялся — тогда он, кажется, прислушивался к спору с особым вниманием.

— Если нет, то куда народ пропадает? Кто б не пошел — поминай как звали! Кто еще, если не мавки?

— Да почем знать! Может, упырь или леший, всё один черт!

— Да откуда тебе леший в оболони? Оболонь — она ж мавок, да русалок, да водяников юдоль.

— Ну, значит, русалки или водяники. Что ты уперся — мавки да мавки?

— Да все знают потому что! И чего бы мужикам туда повадиться, если не мавки? С водяником, что ль, под луной ворковать?

Мужичок понимающе хохотнул и снова соскользнул щекой с кулака. Корчмари на мгновение умолкли, переглянулись, потом продолжили как ни в чем не бывало.

— Тебя послушать, так все мужики только и мечтают, как с мавкой траву помять.

— А ты будто не мечтаешь.

— Тьфу на тебя! На что она мне сдалась? Спереди еще ничего, а сзади-то — спины нет, одни кишки торчат.

— Да кто просит за спину ей заходить, дурень? Только тебя мавка и близко не подпустит. Они знаешь какие… ей надо, чтобы люб был.

— Много ты знаешь!

— А знаю!

— Да откуда, если не вернулся никто еще с оболони?!

— Вправду, что ли, не возвращаются? — наконец вмешался Лаврин. Пьяненький мужичок обиженно вскинулся, будто искренне верил, что представление дается для него одного. Корчмари, напротив, развернулись к молчавшему доселе посетителю с самым любезным видом.

— Как есть, — уверенно сказал тот, что постарше, и выразительно стукнул кружкой о стол, так что пивная пена заколыхалась. — Все, как один. Кто пошел в сторону оболони — поминай как звали. Ни один не воротился.

— И правильно, — оживленно кивнул молодой корчмарь. — Мавка-то, охмурив, сонную болезнь напускает. Очнется поутру добрый молодец — а памяти ему убыло. Что случилось? Как произошло? Уж про корчму-то нашу не припомнит, так и знай! Ну и про остальное тоже, а то пойдет разговоров — мавки, они ж на людях все из себя скромницы, — он подмигнул Лаврину и поднес кружку к губам, окуная усы в пену.

— Откуда же известно, что мавки любят живых мужчин, если никто наутро ничего не помнит? — спросил Лаврин.

Старший корчмарь уважительно склонил голову, молодой посерьезнел. Пьяненький мужичок, ничего не понимая, тревожно перебрасывал взгляд с одного на другого к третьему.

— В корень зрите, милостивый государь, — уважительно сказал старший. — Никак ученый будете?

— Летописец, — не без легкой гордости, впрочем, нисколько не кичась, ответил Лаврин. — Хожу по свету, собираю легенды и сказания.

— А правда-матушка вас не заботит?

— Правда — она ведь каждому своя видится.

— Верно, — кивнул корчмарь. — А я вам вот что скажу: попросту люди болтать не станут. Хотя тут кое-кто. — Острый корчмарьский локоть врезал в тощие ребра младшего товарища, от чего тот охнул, поперхнувшись пивом, и погрозил побратиму кулаком, — поклеп возводит. А только бывают люди, что против чар нечистых выстоять могут. Вот от них-то и сказ весь идет. Верить им, конечно, нельзя… но разве проверишь?

— И проверишь! — возопил вдруг пьяненький мужичок, резво вскакивая с насиженного места. Видно, его вконец разобидело, что господа беседующие не обращают на него ровным счетом никакого внимания. — Еще как проверишь! Я вот пойду и посмотрю! На мавок ваших! И всю правду скажу… как есть!

— Скажешь, — ухмыльнулся младший корчмарь. — Прям в оболони рожей в тину — хлямс! Так и скажешь.