Право на жизнь

Те из жителей, что спешили к бронетранспортеру, остановились, замерли, обернулись на крик. Увидели дым над крайним, со стороны кузни, домом. С той стороны, откуда явились в деревню каратели на своих автомашинах, которые тоже дымили у леса. Народ хлынул на пожар. Рябов почему-то подумал о причинах пожара. Избу могли поджечь каратели. Могла она загореться от взрыва гранаты. Могла полыхнуть и от пулеметных очередей, которыми выкуривал Ахметов гитлеровцев из домов. Огня было много в этом жестоком бою. Он поддался призыву, готов был бежать на пожар.

— Погоди, разведка, — сказал командир партизанского отряда. — Нам с тобой в другом разобраться надо.

Он повел разведчиков за собой, к тому дому, в котором всего несколько дней назад Рябов встретился с подпольщиком из Глуховска Сашей Галкиным.

Вместе вошли в дом. Увидели хозяина. Тот лежал на полу в луже крови, с перерезанным горлом. Глаза старика были открыты. Словно он замер, разглядывая потолок.

Рябов узнал его. К этому старику он постучался ночью, отбившись от своих. Этот старик принял его. Свел Рябова с подпольщиком. Снабдил их болотоходами.

Полосухин не задержался в доме. Слова не произнес. Развернулся, кивнул, приглашая за собой. Направились они в соседний дом, вовсе нежилой, с забитыми окнами. В доме стоял полумрак. Толпились люди. Тоже партизаны. На полу лежало два трупа. И тоже кровь.

— Сонных кончили, — глухо произнес кто-то.

Полосухин распорядился, вышел из дома. Сел на приступках крыльца.

— Ваши? — спросил Рябов.

— Из бригады, — подтвердил командир отряда. Помолчал. Растер ладонью лоб. — Вас они тут ждали, — объяснил, вздохнув.

— Нас? — удивился Рябов.

Полосухин объяснил, каким образом конный отряд очутился в Ольховке. Рассказал о людях, ушедших к фронту, о показаниях Зотовой, о приказе комбрига как можно скорее добраться до этой деревни.

— Неувязка получается, — сказал ему на это Рябов. — Нас к Ольховке немцы загнали. Маршрут у нас шел через Малые Броды. Я тут был у этого деда, — кивнул он на соседний дом.

— Когда? — удивился Полосухин.

— Две ночи назад.

— Ничего не понимаю, — сказал Полосухин. — Был и с нашими не встретился?

— Дед свел меня с подпольщиком из Глуховска. Саша Галкин. Хороший парень. Дед лыжи дал по болоту пробираться. Выручили нас эти лыжи.

— Не знаю такого.

— Он с нашими остался, когда мы до них добрались. Сказал, что постарается вывести наших к вам туда, в бригаду.

— Вот видишь. Возвращаться нам надо немедля.

— Куда?

— В бригаду, куда еще.

— А ребята?

— Ты видишь, что здесь произошло? Могли они и подсадку сделать.

— Какую подсадку?

— Подсадить к вам своего под видом подпольщика.

— Не похоже, — выразил сомнение Рябов. — Если бы, как ты говоришь, они подсадку сотворили, разве стали бы эти падлы вести огонь на уничтожение. Они же там, — он опять указал на болото, — топи вверх дном перевернули. Как выжили, не знаю.

Полосухин задумался. Война, особенно партизанская соткана из неожиданностей. Понял это давно, да привыкнуть никак не может. Решать тем не менее что-то надо.

— Пожалуй, ты прав, — согласился он с Рябовым, — надо идти.

Из Ольховки ушли не сразу. Хоронили партизан, хозяина явки, женщину и старика, убитых карателями в перестрелке, когда хлынул народ из горевшего амбара. Собрали оружие убитых гитлеровцев. Рябов осмотрел бронетранспортер. Видимых поломок не оказалось. Горючего оставалось в баках много, приборы работали, двигатель завелся с полуоборота. Бронетранспортер решили сохранить, спрятали его в лесу, в зарослях. Жителям посоветовали тоже уходить в лес. Назвали место, где они могут получить помощь от партизан. Сказали, что судьба Ольховки гитлеровцами решена, да они это и сами поняли. Ушли к вечеру, когда солнце почти коснулось горизонта.