Читаем Право на жизнь полностью

Кузьмицкий всматривался в межстволье прибрежного леса, видел гитлеровцев, слышал их голоса, не мог поверить очевидному. По житью в Полесье, по прежнему своему партизанскому житью-бытью он знал немцев, потому и предположил вариант с бомбежкой всей прилегающей к болоту территории. Немцы всегда доводят дело до конца. Они бомбили, обстреливали лесные массивы, если узнавали о партизанах. Оттого партизаны и старались приблизиться к ним, рассчитывая, что в своих они бомбы кидать не станут. А тут гитлеровцы уходили, не доведя дело до конца. Уходили с легкостью, поспешая один за другим. В правдивости их ухода убеждала безоглядность карателей, с которой они покидали лес. Так уходят, когда нечего больше ждать, когда есть приказ уходить. Была еще одна верная примета их ухода. Всевидящая «рама» покружив над островом, стала вдруг смещаться, удаляясь все дальше и дальше. План, похоже, удался, немцы, похоже, поверили в прорыв своей блокады. Думалось об этом с замиранием сердца, верилось и не верилось.

Леня проводил взглядом последнего солдата, прислушался. Уловил гул заработавших двигателей. Потом и этот гул стих. Замер лес. Голос подавало лишь болото. Оно вздыхало, булькало, бормотало. Слышались голоса птиц. Солнце пригревало все сильнее и сильнее. Оно разогнало рассветный туман, коснулось поверхности болота. Лица Кузьмицкого что-то коснулось, он дернулся, вскинул голову. Увидел над собой синь неба, редкие облака, черный силуэт парящего коршуна. Тень этого коршуна коснулась лица, Леня почувствовал прикосновение, оттого и вздрогнул. Нервы, похоже, напряглись до предела.

Неожиданно резко повеяло болотным газом. Леня насторожился, Глянул в сторону, прислушался. Уловил шелест. Вгляделся. Заметил слабое, не от ветра, шевеление тростника.

Показался Асмолов. За ним двигался Галкин.

— Видал? — спросил, приблизившись, Асмолов.

— Видал, тезка, видал, — вздохнул Кузьмицкий.

— Надо что-то предпринять, — зачастил Асмолов. — Черт их знает, этих фрицев, может быть, они что-то задумали.

— О том же кумекаю, — сказал Кузьмицкий. — Как думаете, можно ждать подвоха? — спросил он у Галкина.

— Гадать дело пустое, — негромко произнес подпольщик. — Когда разговор о карателях, тут надо знать наверняка.

— Тогда так, — на правах старшего распорядился Кузьмицкий, — вы идите к нашему командиру, — сказал он, обращаясь к подпольщику, — а мы с Леней туда, — кивнул он в сторону леса. — Посмотрим, нет ли засады. Эти гады могли и засаду устроить. Смотрите, мол, мы уходим, а сами оставят и глаза, и уши врастопырочку, чтобы видеть и слышать. Проверить, здесь мы где-то или действительно прорвались. Короче, глянуть надо.

— Когда ждать обратно? Что доложить командиру?

— Вернемся через час.

— Добро.

— Отыщете их? — спросил Кузьмицкий.

— Ориентир я запомнил, — сказал Галкин.

Кузьмицкий кивнул Асмолову, они направились к берегу, к лесу.

Галкин добрел до ориентира, березы-трезубца, причудливо выросшей из одного ствола, не увидел ни Речкина, ни Стромынского, ни тех разведчиков, что остались рядом с ранеными. Галкин стал оглядываться.

— Здесь мы, — раздался голос.

Тростник раздвинулся, Галкин увидел сержанта, который оставался за старшего после лейтенанта, опекал своего командира определял, что делать всем и каждому.

И раненые, и те, что остались возле них, замаскировались хорошо.

— Чего пришел? — спросил Пахомов.

— Немцы ушли, — доложил подпольщик.

— То-то, чую, стихло, а? Совсем, что ли, ушли? — спросил сержант.

— Похоже, совсем, — объяснил Галкин. — Ваши разведчики послали меня к вам.

— А сами?

— Поползли глянуть, что там да как.

— Пробирайся сюда.

Галкин шагнул, провалился по пояс, тут же выбрался, ухватившись за руку сержанта. Подошли к лейтенанту. Речкин услышал их шаги, стащил с лица плащ-палатку.

— В чем дело, сержант?

Речкин приготовил себя к тому, чтобы лежать весь день, настроился на мучительное ожидание, появление Пахомова и Галкина удивило и насторожило.

— Немцы ушли.

— Совсем?

— Ребята пошли разведать.

— Не влипнут? — обеспокоенно спросил Речкин.

Пахомов неопределенно пожал плечами.

— Думаю, ушли они совсем, — сказал Галкин. — Видел я их, слышал команды.

— Поверили, что ли? В то, что мы прорвались?

— Кто их знает, — ответил Пахомов.

— Ребята ваши вернутся через час, так они сказали, — доложил Галкин.

Зашуршал тростник, из зарослей показался Сергей Козлов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне