Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Это написано во Владимирской тюрьме. Ощущается: человек ищет опоры в своих верованиях — и обретает. И нам нужно не судить его, но сознать: надёжна ли та опора, каков плодэтой веры для человека?

Кажется, Андреев понимает богосыновство близко Толстому: как статус богосотворённости. Такое понимание ещё можно принять, сознавая его условность и нетождественность Богосыновству Христа. Но мыслить собственное братство по отношению к Богу-Отцу… — не странно ли, если не сказать большего?

Вот важнейшие понятия в системе Андреева. Имеются и многие иные, менее важные, которыми можно пренебречь.

Разумеется, этот измышленный мир любопытен — как стройное творение мощного воображения. Это любопытно как игра. Так многие и пытаются воспринять систему автора «Розы мира».

И всё же задумаемся вновь: для чего все эти звучные завораживающие термины? Повторим вопрос: если это символизация старых понятий — то зачем она? Когда бы то была просто своеобразная образность… Нет, за всем этим утверждается нечто большее.

Андреев как бы издали следует тому, что определено Православием. Но следует — искажая воспринятое в Истине.

Его необычные слова и образы призваны обозначить и новые сущности. За ними у Андреева мыслится несомненная мистическая реальность. В своей игре автор был чрезмерно серьёзен, и она перестаёт быть просто игрой. Он описывает несомненный опыт собственных мистических видений — и они для него вполне достоверны. И они не совпадают с православным мировидением. Он убеждает нас: так устроен мир, вселенная, космос… И в том опасность. Опасно зачаровываться этими стихами и с медленной постепенностью втягиваться в тот измышленный мир, всё более признавая его бытийственную достоверность.

Опасно особенно: в «Розе мира» автор пытается отвергнуть богодухновенность Евангелия. Одним из вдохновителей Писания, по Андрееву, был «исконный враг»: «…проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, он сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи, снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова, которые Спаситель мира не мог произнести. У нас ещё нет способов отслоить в Евангелии подлинное от ошибочного, нет точных критериев, нет очевидных доказательств. Каждому, читающему Новый Завет, следует помнить лишь, что учение Христа это вся Его жизнь, а не слова только; в словах же, Ему приписываемых, истинно всё, что согласно с духом любви, ошибочно всё, отмеченное духом грозным и беспощадным» (2,241–242). Андреев понимает любовь слишком однобоко, не видит, что и в грозных обличениях Спасителя, обращённых к недостойным сынам человеческим, также присутствует любовь к творению Божьему.

Можно утверждать: сама религиозная система «Розы мира» возникла из неверного понимания автором Православия, из маловерия, всё породившего. И почему ему не пришла в голову такая же простая мысль: а вдруг тот «исконный враг» проник и в сознание меня самого и извратил многие понятия в нём? Почему не явилось хотя бы сомнение? Андреев усомнился в Евангелии, но свою веру счёл неколебимой.

Система Андреева одновременно оригинальна и эклектична. В ней обнаруживаются отзвуки Православия, гностицизма, восточных религий, теософии, различных философско-мистических учений. Так, когда в «Розе Мира» даётся характеристика антихристу, она явно ориентирована на идеи «рыцаря-монаха» Вл. Соловьёва. Понятия Вечной Женственности, кармы, реинкарнации, монады и пр. — суть также эклектические вкрапления в новосозданную систему. Но выискивать все связи и совпадения этой системы с прочими блужданиями в мистических лабиринтах — задача специального исследования. Важно одно: от Православия это далеко — слишком. Да и в целом само словесное оформление понятий «Розы мира», все эти причудливые термины, — были результатом «откровения», а не собственным рассудочным изобретением автора. При этом некоторые понятия, явления, по его признанию, не были ему обозначены никак, так что он не знал, как они называются и оставлял их без специального термина.

Основы вероучения Андреева не совпадают с православным Символом веры — ни в чём.

Прежде всего: невнятно в этой системе понимание Бога. Пока автор сообщает о Нём некоторые общие сведения, они не вызывают возражения. Например: «От Бога только спасение. От Него только радость. От Него только благодать» (2,95). Но как только разговор доходит до чего-то конкретного, появляются многие вопросы

Бог — у Андреева некий центр, к которому устремляются все планетарные брамфатуры. Поэт именует Его — Солнцем Мира. Является ли Он Творцом-Вседержителем, или это, как в различных восточных религиях, отвергается? Автор как будто мыслит Бога в центре единой вселенной именно Творцом её. Но.

Понятие Творца-Вседержителя должно быть неразрывно сопряжено с понятием Личности. Андреев нередко указывает на то, что Бог есть Личность. Однако некоторые своеобразные особенности мироздания в системе Андреева заставляют в том усомниться.