Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Хохот, трёхпалый свист.(3,236)

Разумеется, не обходится без претензий к Богу:

Был бы не лживой легендой Христос,

Мой бы супруг не погиб… (3,237).

Церковные споры разгораются во мраке всеобщего одичания и людоедства особенно яростно.

ЦЕРКОВНИКИ,

подглядывая из-за угла

— Господи, воля Твоя… Докатились!

Довоспитались

по лагерям!

— Вот уж и вправду — духовный сифилис

Этой безбожной морали… Срам.

— Но ведь и мы согрешили… В безверье,

В блуде ослепли… Вошли в соблазн…

— Недоглядели, как в блеске и буре

Зверь Велиара вышел из бездн!

СЕКТАНТЫ

Естественно. Ложное христианство.

Все вы — антихристовы рабы!

Смотрите на нас: не курим, не пьянствуем,

Не крестим лбы.

ДРУГИЕ

Именно в этом и грех! Необъятна

Пред человечеством наша вина.

Лишь покаяньем смоются пятна

С нашего праздничного полотна…

ВОЗГЛАСЫ В ТОЛПЕ

— Мало, оказывается, страдали.

— Мало томились в рабьей юдоли.

— Господу будто бы не порадели!

— Ироду будто бы не покадили!

МИССИОНЕРЫ

С этими нужен новый язык:

Одичали, бедные нехристи.

Ложь сатанинскую их владык

Как из сознаний выскрести? (3,239).

Здесь всё: недомыслие, растерянность, склонность к покаянию и отвержение его на уровне обыденного сознания… Видна авторская несимпатия к церковникам, «подглядывающим из-за угла». Но что означает это «выскребание сатанинской лжи», о котором помышляет и сам автор, препоручая свои мысли введённым в действие учителям народа?

Это: соединение вер, отвержение государства, нравственное Просветление на этой основе. Такую программу выдвигает один из центральных персонажей «Железной мистерии», обозначенный как Экклезиаст:

Подобно лунам в новолуние

Переменился знак времён:

Уже готовы слиться в унию

Кто победил,

кто побеждён,

Но с истиной несочетаемы

Основы косных государств:

В эпохи будущего

чаем мы

От них тиранств, тягот, мытарств.

В глазах от крови зарябит!

Тот или этот уицраор

Опять воздвигнет Моабит,

Бастилию, Бутырки, Тауэр…

………………….

Неотвратим

от гордых прав

Наш спуск всё ниже, ниже, в рабство,

Пока над принципом держав

Не торжествует принцип братства.

Друзья, наш долг преобразовывать

Сам государственный субстрат:

Ведь стон, мольбы,

все наши зовы ведь

Лишь о великом слове— брат.

Предусмотреть! Предотвратить!

Предупреждать народ!.. Ответьте-ка:

Глубь государства просветлить

Что может ярче, как не этика? (3,258–259).

Неприязнь к государству у Андреева понятна: он именно от государства пострадал… Но от государства ли вообще, от некоей идеи государства? Нет, от конкретного сталинского режима. Однако поэту кажется, будто в самой идее — опасность. Он порою смотрит на государство слишком по-марксистски: как на машину угнетения. Он сознаёт, правда, что государство есть необходимая форма организации общественной жизни народа. Но он боится, что в любом государстве таится в глубине идея деспотии. Поэтому в «Розе Мира» он предлагает весьма развёрнутую программу перехода от государственных форм общественной жизни к совершенно иному бытию, просветлённому идеей религиозной унии. Пересказывать всю эту программу нет смысла, поскольку она утопична: поэт не даёт гарантии, что в его построениях не найдётся места для безнравственных деспотических натур, которые переиначат все благие намерения и вернут всё к прежнему жестокому порядку. Тем более что надежды свои автор основывает на идеях гуманизма. Он не хочет учитывать греховной повреждённости мира. Ибо он отвергает само понятие перевородного греха, каким оно дано в христианстве.

Происходящее в мистериальных актах созерцает Прозревающий, которого наставляет в понимании Даймон (символизация прозревания самого автора?). Прозревающий, в свою очередь, становится наставником Неизвестного, вначале мальчика, затем юноши, а в итоге — Экклезиаста (того самого, кто выдвигает программу преобразования бытия на основе унии). Этот сквозной персонаж «Мистерии»— ключевая фигура всех событий. Но это не библейский Екклесиаст. Автор определяет своего героя так: «человек, удостоенный дара вестничества, то есть провозглашения и утверждения эпохальных и сверхэпохальных духовных истин» (3,197). Покровительствующий Даймон называет Экклезиаста «вершин и бездн России созерцателем» (3,198). Вожатыми Экклезиаста становятся: Прозревающий, Рыцарь-монах и Император-искупитель. Блок называл рыцарем-монахом Вл. Соловьёва (а для Андреева Соловьёв важен как мистик-духовидец, созерцатель Вечной Женственности). Императором-искупителем сам Андреев мыслил Александра I. Эти персонажи суть не кто иные, как синклиты, обитающие в Небесном Кремле и вместе с ангелами и даймонами участвующие также в битвах с силами Антикосмоса.

В конечном итоге Антикосмос повержен, Экклезиаст становится Верховным Наставником, а народы, олицетворённые своими демиургами, воспевают в сиянии голубых лучей Розы Мира — благого неназываемого Бога. Кто — этот Бог? Среди имён его звучат: Троица, Душа Луны, великое Солнце, Природа, Гелиос, Нирвана… (3,297–306). В звучащих гимнах утверждается: религия Розы Мира есть соединение всех больших и малых религий Земли.