Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

«— …Незваным открыта Его благодать, к незваным сегодня Его любовь и расположение…

Дурнота кружила Антонине голову, но едва только хор на клиросе затянул “Верую” и она, вместе со всеми, подхватила молитву как словно открылось новое дыхание: ощущение слитности, единства с теми, кто стоял рядом, подхватило её и заполнило ей душу упоением и неизъяснимым покоем. Все страхи и сомнения, какими терзалась Антонина, отодвинулись от неё куда-то за пределы видимого ею мира. В эту минуту она казалась самой себе бесконечной и неуязвимой для всех бед и несчастий, которые грозили или могли грозить ей и её близким. “Чего нам бояться-то, Господи! — закипали в ней благостные слёзы. — Кто нам чего сделает?”» (450).

Это чувство не стало мимолётным. Позднее, после многих выпавших напастей, Антонине оказывается доступным сознавание единства со всем тварным миром.

«Антонина до утра так и не сомкнула глаз. Без дум и желаний смотрела она за окно, где в аспидно-чёрном небе подрагивали далёкие звёзды, и в какое-то одно, пронзающее сердце мгновение, каждая из них почудилась ей живым существом, веще и чутко взирающим на неё со своей головокружительной высоты. Благостное состояние того, что она не одна в этом мире, не сама по себе, в единстве окружающего, коснулось её, и слёзы благодарности за это подаренное свыше чувства родства со всем и во всём облегчили ей сердце: “Да святится имя Твое, Господи!”» (461).

Так даётся ответ на тот вопрос, который прямо не назван, но не может не возникнуть у всякого, кто сопереживает одиночеству и страху старших Лашковых: как одолеть одиночество и страх безнадёжности? И важно: чувство духовной радости переживается как дар свыше.

Через осмысление этого раскрывается значение тех слов, которые о. Георгий говорит Петру Лашкову:

«— У меня нельзя отнять то, что во мне и со мной. Вам труднее — вы атеист. Вы идёте против своей природы» (469).

Против своей природы? И вспоминается вновь: душа по природе христианка.

Попытка пересотворения мира совершалась вопреки природе человека.

Пётр Лашков медленно, но верно возвращается к своей природе. Один из решающих шагов на этом пути — эпизод с требованием того самого болтуна-демагога Парамошина, которого боялся сам секретарь парторганизации, убрать из дома Лашковых иконы, сохранённые попечением жены Петра Васильевича, Марии. Эта женщина наотрез отказалась поддаться на стороннее требование и уговоры мужа, заставив и его почувствовать свою правду.

«…С той поры Петра Васильевича в трудных случаях не покидало ощущение присутствия в его жизни чего-то прочного и устойчивого, рядом с чем он мог считать себя в безопасности. И за это он был благодарен Марии» (506).

Свой жизненный путь Лашков-старший, изживая прежнее одиночество, завершает в уверенности: продолжатель рода, пока ещё младенец-внук его, сын Антонины, совершит то, что должно совершить для искупления греха.

«Чутко прислушиваясь к едва уловимому дыханию внука, Пётр Васильевич с каждым шагом обретал всё большую уверенность в своей собственной и всего окружающего бесконечности и единстве. Теперь-то он не просто догадывался, а твёрдо знал, что восходящий круговорот, в котором он вскоре завершит свою часть пути, продолжит следующий Лашков, внук его — Петр Николаевич, приняв на себя предназначенную ему долю тяжести в этом вещем и благотворном восхождении.

Утро высвечивало перед Петром Васильевичем втекающую в горизонт дорогу, и он шёл по ней с внуком на руках. Шёл и Знал. Знал и Верил» (518).

Этим символическим эпизодом завершаются и отвергаются дни ложного творения — и…

И НАСТУПИЛ СЕДЬМОЙ ДЕНЬ—

ДЕНЬ НАДЕЖДЫ И ВОСКРЕСЕНИЯ… (518).

Нельзя не сказать при этом, что религиозные упования автор романа вовсе не связывает с бытием Русской Православной Церкви. О.Георгий, который несёт в себе несомненную церковную мудрость, верит в Промысл Божий, — одновременно является отверженным в своей Церкви: ибо предан безбожной власти именно властью церковной. Он сам объясняет это так:

«— Я попытался доказать им, что мистика Церкви, имеющая сама по себе огромное для верующих значение, пуста и бессмысленна, если она не подкрепляется активным деянием пастыря в обыденной жизни. Люди устали от слов, они жаждут примера. Русскую Церковь подорвала не власть, а собственная опустошённость, засилие мирской праздности и суесловия. Меня обвинили в гордыне… И вот я здесь…» (403).

Вновь всё та же старая проблема: смешение, соединение в единой плоскости разноуровневых понятий — бытия Церкви как Тела Христова и конкретно-историческое существование церковного организма в социальной реальности. О.Георгий как будто опирается на апостольскую истину: “Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе” (Иак. 2, 17). Но (что как бы отвергается при буквалистском осмыслении этой истины) — литургическое служение, совершаемое неукоснительно, также есть дело, и важнейшее дело Церкви. Мистика Церкви, осуществляемая в таинствах, ни при каких условиях не может быть признана пустой и бессмысленной.