Впервые за два столетия свобода делается во Франции ценностью, которая не подлежит сомнению и может не опасаться атак со стороны крайних политических сил. Тут намечается тенденция, которая, в случае если она укоренится, непременно исказит самым существенным образом классическую оппозицию правых и левых. Ибо она работает непосредственно против основополагающего принципа этой оппозиции. За отсутствием крайних сил, достаточно сильных, чтобы воздействовать на все устройство публичной сцены, мы, возможно, в свой черед придем к двухпартийной системе, при которой в центре будут противостоять друг другу две крупные силы без отчетливого идеологического стержня. В этом случае правые и левые станут не более чем рудиментарными этикетками, которые больше не будет животворить дух, их породивший и продлевавший их существование, а именно настоятельная потребность соединить лагеря, переживающие трудные времена и страдающие от непоправимых расколов. Но тут нужно учесть влияние культуры, сделавшейся второй натурой. Если, с одной стороны, политическая игра стремится таким образом к упрощению, в результате которого она сведется к противостоянию одной правительственной партии и одной оппозиционной, то, с другой, разве не возникают на наших глазах новые крайние партии? Аналитики утверждали, что всплеск национализма и ксенофобии, упомянутый чуть выше, – это не более чем протестные реакции без всякого будущего. Меж тем этот национализм прочно укореняется в политическом пейзаже и грозит существенно на него повлиять. Сходным образом и экологическое движение, казалось, обречено оставаться милым маргинальным активизмом. А между тем оно набирает такую популярность, что уже сейчас сделалось настоящим сообществом «родных по духу». Следовательно, мы, по всей вероятности, переживаем сейчас переходный этап, примерно такой же, какой переживало французское общество на рубеже XIX и ХX веков, когда повсеместное проникновение демократического принципа влекло за собой полное обновление споров относительно его воплощения; этап, по окончании которого мы, возможно, увидим в совершенно новом обличье прежнюю конфигурацию политических сил.
Обновление или разрыв? Колебания в ответе на этот вопрос характерны для современного французского общества, не уверенного в своей идентичности, более, чем когда-либо, мечущегося между двумя точками зрения: либо непрерывность своей истории, либо «конец исключительности», вследствие которого прошлое продолжает жить только в воспоминаниях.
Символическая функция разделения
Что бы ни случилось в будущем, отныне правые и левые существуют независимо от той матрицы, в которой они развивались изначально. Они завоевали всю планету. Они сделались универсальными политическими категориями. Они принадлежат к базовым понятиям, с помощью которых объясняется функционирование современных обществ в целом. В конце книги мы хотим рассмотреть это чудесное распространение двух понятий. Почему именно они понадобились всем без исключения? Ведь совершенно недостаточно объяснять это, как нередко делается, сведением демократического устройства к выбору между двумя возможностями. И в любом случае необходимо объяснить, почему эти возможности описываются непременно словами «правые» и «левые», хотя и не везде с одинаковой интенсивностью: чаще в Европе, чем в Северной Америке135
.