Они двинулись за чехом, оставив коллег тревожно переговариваться, и быстро зашагали по коридорам к студийному складу. Парень что-то говорил Лене, та кивала, но Даша не понимала ни слова.
– Все будет в порядке, – тихо сказал Матвей, идущий рядом. Даша молча кивнула.
В углу громадной костюмерной, где экипировали большую часть массовки, стоял задвинутый сюда вчера после съемок гроб. Вообще-то его должны были оттащить на склад, но Юрьев сказал, что гроб еще понадобится, и его оставили здесь до завтрашнего дня. Крышка гроба была откинута, рядом стояли люди, в том числе женщина в белом халате – студийный врач. При виде русских народ расступился.
Лика лежала в гробу, нежно прижимая к себе сумочку. Врач повернулась к взволнованным киношникам и сказала на хорошем русском языке:
– Не надо беспокоиться. Просто спит.
Лена шумно выдохнула, Юрьев крякнул и почесал в затылке. Даша почувствовала слабость в ногах – от нахлынувшего облегчения. Стоявший сзади Матвей мягко взял ее за плечи.
– Так. А почему не просыпается? – осведомился режиссер.
– Я не знаю, нужно сделать тест крови. Возможно, наркотики? Девушка пользуется… употребляет?
– Лика ничего такого не делает! – сказала Даша звонко, и врач обернулась к ней. – Но алкоголь… у нее реакция, она действительно засыпает. Если она выпила вчера много, залпом, то может спать до сих пор. Но почему… почему она в гробу-то?!
– Мне тоже хотелось бы это знать, – раздраженно заявил Юрьев, завидел в толпе какого-то местного начальника и пристал к нему с расспросами. Даша подобралась поближе к гробу и потрогала Лику за руку. Рука была теплая и вялая. Анжелика еле заметно улыбалась, а сумочку прижимала, как плюшевого мишку. Даша наклонилась и понюхала, но ничем, кроме духов, от девушки не пахло.
Костюмеры наперебой объясняли Юрьеву, что пришли сюда довольно рано, однако в этом углу ничего не делали, а потом понадобились костюмы с этой стороны, и женщины попросили одного из ассистентов отодвинуть гроб. Оказалось, что бутафорская вещь неожиданно тяжелая. Открыли крышку, увидели Лику…
– Парочка вопросов, – сказал Тихомиров рядом с Дашей, – если она отключается почти сразу после того, как выпьет, а выпила она, скорее всего, с ребятами в городе, – кто ее привез сюда, почему положил в гроб и что вообще все это значит? А если бы у девушки была сильная аллергия, к примеру?
Медики подкатили носилки, мягко оттеснили всех от гроба и переложили Лику. Врач пообещала тут же сообщить, если девушка очнется.
Юрьев закончил разговор с представителями местного начальства и обратился к своим:
– Я так понимаю, что-то предпринимать бессмысленно до тех пор, пока девушка не очнется и сама не прояснит ситуацию. Врач говорит, опасности для жизни нет. Предлагаю вернуться в павильон и продолжить работу, а когда Анжелика сможет говорить, нас позовут.
– А вы что сами думаете, Сергей Дмитриевич? – спросила Даша.
– Что это чья-то шутка, – задумчиво ответил Юрьев. Судя по его виду, он о чем-то напряженно размышлял. – В мистику и новые явления вампиров я не верю.
– Хорошо, что вы не верите, потому что впечатлительные члены нашего коллектива именно об этом в первую очередь и заговорят, – любезно заметил Матвей. – Сначала Элеонору пугает в коридоре какой-то тип. Кстати, мы так и не выяснили, кто это был. А теперь ассистент гримера обнаруживается спящей беспробудным сном в гробу. На месте морально неуравновешенных личностей я бы насторожился.
– Так давайте не будем добавлять им нервов, – предложила Лена. – Не акцентируйте на этом внимание, и все.
– Акценты уже расставлены, хотите вы этого или нет, – возразил Матвей. – Я, видите ли, не зря с вами попросился. Я подозреваю умысел, а умысел нужно разгадать. Иначе мы так и проведем все съемки, шарахаясь от каждой тени.
– Ну ты-то, положим, не шарахаешься, – вдруг развеселился Юрьев. – Девушка в твоем гробу спала. Не обидно?
– Не-а, – беспечно протянул Матвей, и Даша тоже улыбнулась. Что бы ни случилось с Ликой, она жива, а остальное решаемо. – Пусть спит, мы, вампиры, не жадные. – И весело оскалился, выставив на всеобщее обозрение красивые зубки.
– Занимайтесь хоть заговорами, хоть мистикой в свободное от работы время, – сказал режиссер, – а я, как Скарлетт О’Хара, подумаю об этом завтра. Вернее, вечером. Мы должны продолжать, у нас через час выезд на пленэр, и если еще задержимся, то придется идти с отставанием от графика. Идем.
Юрьев двинулся обратно в павильон, утянув за собой Лену, но Матвей приотстал и придержал Дашу.
– У тебя есть какие-то соображения?
– Матвей Александрович, – сказала она, – нам нужно идти, иначе режиссер с нас головы снимет.
– Ведь это твоя подчиненная, – не повелся на «Александровича» Матвей, – и ты ее прекрасно знаешь. Она бы стала участвовать в сомнительных мероприятиях, могла пойти вразнос?
– Вряд ли, но…
– Мне это не нравится, – заявил Матвей. – Совершенно. Кто бы так ни поступил, это свинство, а тайное свинство – не то, что я готов терпеть рядом с собой.
– Ладно, – сказала Даша, поморщившись. Он говорил дело, но время поджимало. – И что теперь?