Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Он отхлебнул глоток-другой и отодвинул стакан, опять погрузившись в свои думы. Елена Федоровна покачала головой, однако ничего не сказала. Она не сразу ушла, склонилась над раскрытой папкой.

— Ленуша, ты прилегла бы? Ты свое сделала превосходно, следствие проведено с такой тщательностью, что, право, я даже немножко завидую тебе. Честное слово!

— Это ты говоришь из родственных чувств, — улыбнулась Елена Федоровна.

Внезапно вспыхнула электрическая лампочка, выхватила из сумрака дальние углы и стены комнаты, этажерку с книгами, жесткий диван. Язычок свечи сделался бесцветным. Николай Васильевич некоторое время смотрел на него, хотел было погасить, но передумал.

— Должно быть, ремонтники опробывают динамо, — сказал он и мягко, но настойчиво отстранил жену от стола. — Иди, Ленуша, спи, а я еще немного поработаю: завтра у меня трудный день, необходимо все еще раз проанализировать, взвесить.

«…Ясно, что, проводя провокатора в Думу, устраняя для этого соперников большевизма и т. п., охранка руководилась грубым представлением о большевизме, — писал Ленин, — я бы сказал — лубочной карикатурой на него: большневики-де будут «устраивать вооруженное восстание». Чтобы иметь в руках все нити этого подготовляемого восстания, стоило, с точки зрения охранки, пойти на все, чтобы провести Малиновского в Государственную думу и в ЦК.

А когда охранка добилась и того и другого, то оказалось, что Малиновский превратился в одно из звеньев длинной и прочной цепи, связывавшей (и притом с разных сторон) нашу нелегальную базу с двумя крупнейшими органами воздействия партии на массы, именно с «Правдой» и с думской социал-демократической фракцией. Оба эти органа провокатор должен был охранять, чтобы оправдать себя перед нами…

Малиновский мог губить и губил ряд отдельных лиц. Роста партийной работы в смысле развития ее значения и влияния на массы, на десятки и сотни тысяч (через стачки, усилившиеся после апреля 1912 года), этого роста он ни остановить, ни контролировать, ни «направлять» не мог. Я бы не удивился, если бы в охранке среди доводов за удаление Малиновского из Думы всплыл и такой довод, что Малиновский на деле оказался слишком связанным легальною «Правдою» и легальной фракцией депутатов, которые вели революционную работу в массах, чем это терпимо было для «них», для охранки…»

Электрическая лампочка горела ослепительно ярко. «Очень кстати «оживили» они свое динамо, — благодарно подумал Николай Васильевич, — при таком свете работать — одно удовольствие». Он вышел из-за стола и тихонько прикрыл дверь, потом несколько раз отжался на стуле, чтобы прогнать усталость. Усмехнулся:

— Как видите, господин Малиновский, вы просчитались вместе со своими хозяевами. Так-то, Роман Вацлавович. Однако слушайте дальше, что говорит по этому поводу Ленин:

«…быстрая смена легальной и нелегальной работы, связанная с необходимостью особенно «прятать», особенно конспирировать именно главный штаб, именно вождей, приводила у нас иногда к глубоко опасным явлениям. Худшим было то, что в 1912 году в ЦК большевиков вошел провокатор — Малиновский. Он провалил десятки и десятки лучших и преданнейших товарищей, подведя их под каторгу и ускорив смерть многих из них. Если он не причинил еще большего зла, то потому, что у нас было правильно поставлено соотношение легальной и нелегальной работы. Чтобы снискать доверие у нас, Малиновский, как член Цека партии и депутат Думы, должен был помогать нам ставить легальные ежедневные газеты, которые умели и при царизме вести борьбу против оппортунизма меньшевиков, проповедовать основы большевизма в надлежащим образом прикрытой форме. Одной рукой отправляя на каторгу и на смерть десятки и десятки лучших деятелей большевизма, Малиновский должен был другой рукой помогать воспитанию десятков и десятков тысяч новых большевиков через легальную прессу».

Николай Васильевич завел будильник, погасил свет и прилег на диван, но долго не мог уснуть, лежал с открытыми глазами. Перед ним то и дело возникало лицо подсудимого, застывшее, похожее на маску. «На что он надеялся, возвращаясь в Россию? Надеялся на нашу снисходительность, на то, что, дескать, объективно он все-таки работал на революцию, — думал Николай Васильевич, — именно на это он надеялся. Но память о погубленных в охранке большевиках, погубленных в результате его предательства не позволит нам быть снисходительными. И напрасно он изворачивается. Это ему не поможет. Факты — упрямая вещь».

Будильник почему-то не зазвенел. Наверное, Лена прижала рычажок. Николая Васильевича разбудило солнце.

41

«Сегодня в 12 часов дня в Кремле открывается сессия Верховного Революционного трибунала. Первым будет разбираться дело по обвинению бывшего члена Государственной думы Р. Малиновского в провокаторстве».

«Известия ВЦИК» от 5 ноября 1918 года.