Преданность. Повесть о Николае Крыленко

— Не кажется ли вам, — напористо продолжал господин Икс, — что в последнее время наши роли немного изменились? То, что было уместным и приемлемым два-три года назад, теперь выглядит некоторым анахронизмом. Тем не менее вы по-прежнему считаете возможным обходиться со мной — я не дипломат, говорю об этом прямо, — считаете возможным говорить со мной, как с мелким филером. Мы с вами служим одному, действительно, весьма деликатному делу.

— Рад слышать слова не мальчика, но мужа, — кивнул собеседник и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу, массивную, причудливо изогнутую в форме двуглавого орла. Он смотрел с прежним расположением, только левая бровь у него слегка приподнялась — признак легкого недовольства. «Однако, — подумал он, — в его словах есть доля истины. Надо будет принять к сведению, иначе со своей горячностью и необузданным самолюбием он когда-нибудь выкинет нежелательный трюк». Еще раз поощрительно кивнул: — Продолжайте, только, пожалуйста, оперируйте фактами.

— Факты? Вам нужны факты? Я предупреждал вас, что арест Ногина, Лейтейзена-Линдова и Софьи Смидович преждевременный и чреват нежелательными последствиями. Во всяком случае, арест Макара мог бросить тень на вашего покорного слугу. Вы сделали по-своему: в Туле прекратил свое существование руководящий центр большевиков, а ведь именно я был там на масленицу в одиннадцатом году… Факт второй: вы поторопились задержать Кобу, взяли его на глазах у всего зала Калашниковской биржи, в том самом зале, где шел концерт для нужд «Правды». Это, я считаю, было сделано грубо, недальновидно. Этим самым был дан повод для излишней настороженности среди нелегалов. Между тем Коба совсем недавно бежал из ссылки, на улице не показывался и всячески старался держаться в тени. Практически он был совершенно безвреден. Если так пойдет и дальше, то где гарантии того, что вы в один прекрасный момент не потребуете выдачи всей редколлегии газеты?

— Не надо бросаться в крайности, господин Икс. Хотя должен заметить, что контроль над легальными сотрудниками большевистской газеты обходится нам довольно дорого и, пожалуй, объективно приносит департаменту полиции больше вреда, чем пользы. Кстати, мне полагалось бы обидеться на вас за то, что вы так скоропалительно низвели мою персону на положение тугодума жандарма, но я отлично понимаю, что вы этого не хотели, а выпалили все это из благородных побуждений.

Теперь от слов перейдем к делу. Первое: было бы весьма желательным установить контроль за поступлением средств на издание вышеназванной газеты. Сделать это надо окольными путями (Икс передернул плечами, но промолчал), осторожно, чтобы даже тень подозрения не коснулась нашего агента. Вы меня понимаете? К примеру, не лишне будет поинтересоваться составом подписчиков, количеством бумаги и тому подобными мелочами, из которых можно будет сделать определенные выводы. Необходимо с помощью этих мелочей выяснить их материальный потенциал. Второе… Впрочем, на сегодня достаточно и первого. А теперь будьте любезны ответить на следующие вопросы.

Это «будьте любезны» директор департамента полиции произнес тоном, не допускающим никаких возражений, и агент по кличке Икс счел за благо придержать свои чувства, начал докладывать со школярской поспешностью.

Вскоре они расстались.

Депутаты IV Государственной думы Бадаев и Малиновский решили предотвратить неминуемый арест Свердлова.

Дело в том, что полчаса назад в прихожую квартиры Бадаева, где, казалось, надежно скрывался Яков Михайлович, нежданно-негаданно, в неурочное время вошел дворник и сказал, простодушно помаргивая розоватыми веками:

— Ваша милость, давеча тут один старичок интересовался: по какому такому праву у вас в доме проживают господин без прописки?

— Какой старичок, какой господин? — сделал удивленное лицо Бадаев, отчего его большие усы угрожающе встопорщились.

— В гороховом пальте, с тросткой. А потому как я нахожусь при исполнении должности, то и хотел спросить вас… — И тут дворник начал косноязычно перечислять приметы Якова Михайловича.

— Позволь, позволь, братец! Да ты никак с утра пораньше успел напиться? — остановил Бадаев не в меру разговорившегося дворника. — Как ты посмел так бесцеремонно ворваться в квартиру и морочить мне голову? — И Малиновскому укоризненно: — Вот видите, Роман Вацлавович, к чему привели ваши частые визиты? Вас принимают неведомо за кого… Вот что, сударь, — иронически глянул он на дворника и при этом пошевелил усами, — пойдите и как следует проспитесь, а если снова появится господин в гороховом пальто, попросите его пожаловать ко мне для объяснений… Подите вон.

Дворник слегка смешался и даже немного отступил. В своем неизменном фартуке с бляхой на груди он, казалось, олицетворял собой законченную тупость. Вышел он не сразу, а еще некоторое время потоптался у порога, озирался и мял картуз, потом выдавил из себя, желая как-то оправдаться перед представительным и сейчас рассерженным жильцом: