Преданность. Повесть о Николае Крыленко

— Зачем ты так, мама? Ты же все прекрасно понимаешь. Это надо для дела. Да, мама, сегодня я вернусь поздно. Ты, пожалуйста, не волнуйся. Хорошо? — он поцеловал ее в щеку, что случалось не часто, и вышел на улицу. Мать прижалась к окну, проводила сына долгим тревожным взглядом.

Питомцы гимназии имени Сташица заранее насторожились, узнав о том, что из Петербурга, закончив университет, приехал новый учитель, и вначале встретили его довольно отчужденно. Они ожидали, что он, как и прежние словесники, будет назойливо прививать им все русское. Но потом они были приятно удивлены тем, что он не принес на занятия ни одного учебника, как это делали его предшественники, которые, казалось, не могли и слова вымолвить, не заглянув в свой кондуит.

— Истинная литература, дорогие мои друзья, общепонятна, — так начал свой первый урок Николай Васильевич, — вот послушайте:

Вы помните ль меня? Среди моих друзей,

Казненных, сосланных в снега пустынь угрюмых,

Сыны чужой земли! Вы также с давних дней

Гражданство обрели в моих заветных думах.

О, где вы? Светлый дух Рылеева погас, —

Царь петлю затянул вкруг шеи благородной,

Что, братских полон чувств, я обнимал не раз.

Проклятье палачам твоим, пророк народный!..

Когда учитель умолк, его ушей достиг шепот:

— Аж мороз по коже…

— Это же Мицкевич, — сказал Сергей Петриковский. Николай Васильевич довольно улыбнулся:

— Да, это стихи Адама Мицкевича. Но не кажется ли вам, что подобное мог написать и другой поэт, другого угнетенного народа? Вот вам для сопоставления стихи русского поэта Михаила Лермонтова. — И он, прохаживаясь перед притихшими гимназистами, так же свободно, будто держал перед глазами открытую книгу, начал читать. Голос его обрел суровую ровность. И уже не учитель словесности с мягкой улыбкой, а беспощадный обвинитель бросал в притихшие ряды гневные, раскаленные ненавистью строки мятежного поэта:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!..

По классу пронесся шелест и тут же замер. Учитель выждал некоторое время, чтобы дать гимназистам прочувствовать услышанное, потом заговорил намеренно тихим голосом:

— Видите, друзья мои, как близки по духу эти поэты — русский и поляк? Совместными усилиями мы поможем друг другу отрешиться от предвзятости суждений, посмотрим вокруг и увидим мир глазами передовых представителей человечества. Я говорю об этом возвышенно, а как же иначе?

Неприметно, исподволь новый учитель обращал люблинских гимназистов в свою веру. И прежде чем начальник губернского управления разгадал его своеобразный метод антиправительственного воспитания, ученики многое поняли и успели основательно привязаться к своему словеснику. Они ожидали его уроков с нетерпением. За короткий срок они словно бы повзрослели. И теперь редкий из них вспоминал о былых шалостях, каждый считал себя чуть ли не революционером и на урок приходил, как на собрание тайного общества.

Однажды после занятий Николая Васильевича остановил Сережа Петриковский, сказал, от волнения хлопая ресницами:

— Николай Васильевич, мне можно верить, я давно уже понял, что вы не просто учитель, а революционер. Скажите, чем я могу быть полезен, и я сделаю все, что от меня зависит.

Этого худенького гимназистика Николай Васильевич давно приметил. Паренек поражал живостью и проницательностью ума и порой задавал такие вопросы, что Николай Васильевич счел возможным заняться с ним отдельно. Именно поэтому он выслушал своего молодого друга с большим вниманием, а потом сказал буднично и просто:

— Хорошо, Сергей. Вот вам для начала первое задание. Нет, нет, ничего не надо записывать, это надо запомнить. — Учитель назвал адрес. — Пойдете и скажете: я от товарища Абрама. И все. Хозяин квартиры передаст вам сверток, отнесете его, куда он скажет. Задание понятно?

— Понятно, Николай Васильевич, это я сделаю мигом, и комар носа не подточит.

— Ну и хорошо, а теперь идите домой — и о нашем разговоре никому ни слова.

Поручение учителя Сергей выполнил очень старательно: сверток спрятал в ранец и отнес его по назначению. Так он сделался одним из связных товарища Абрама.