Преданность. Повесть о Николае Крыленко

— Пошел бы на улицу погулял. Посмотри, какая благодать кругом: белым-бело от снега. В детстве, бывало, домой не докличешься, а теперь сидишь нахохлившись, как воробей в дурную погоду. Пойди проветрись, подыши свежим воздухом.

— Не хочется.

Так продолжалось довольно долго. Потом это оцепенение прошло. Начал выходить из дому. Как-то привел в порядок заброшенные лыжи и отправился за город, но вернулся скоро, поставил лыжи в сарай и больше о них не вспоминал.

Теперь он, как прежде, много читал. Уткнется в книгу — не дозовешься. На этажерке у него появились сочинения, которых раньше Ольга Александровна никогда не видела. И среди них — книги итальянского синдикалиста Лабриолы, француза Сореля… Мать и не подозревала о том, что он решил сам написать книгу, изложить в ней свои теперешние воззрения. Сейчас ему казалось, что все прежнее ушло безвозвратно, что настало время переоценки ценностей. Он целыми днями читал, делал обширные выписки в тетради, иной раз засиживался за столом до глубокой ночи. Мать всячески оберегала его: то прикроет дверь в горницу, то неслышно войдет и поставит перед ним стакан горячего чаю. Она не спрашивала, о чем он пишет, радовалась тому, что у сына прошло состояние хандры, похожей на болезнь. Иной раз он отрывался от рукописи, смотрел на мать с задумчивой улыбкой, но чаще попросту не замечал ее прихода. Чай остывал, бублики оставались нетронутыми. Только однажды он как-то весь загорелся, глаза его вдохновенно блеснули:

— Я задумал книгу, мама, ты только вслушайся: «В поисках «ортодоксии»»! Понимаешь, гордиев узел развязывается просто. Все дело в организации синдикатов, а проще говоря, в создании профессиональных объединений. Лабриола говорит… Да очевидно и без него, что есть другой путь освобождения трудового народа, о котором мечтали поколения передовых мыслителей!..

— И откуда у вас, у Крыленко, столько одержимости? — с ласковым упреком спросила Ольга Александровна, внимательно выслушав все то, что говорил ей Николай. — Отец изводил меня «Трактатами» Цицерона, а теперь ты с этим своим Лабриолой.

— Что Цицерон! — запальчиво заявил Николай и начал быстро, совсем как отец, прохаживаться по горнице. — Речь идет о бескровной революции, борьба, классовая борьба затихнет сама собой, сойдет на нет. Останется только один класс трудящихся… Нет, постой: я здесь, кажется, что-то напутал.

Он сел за стол, склонился над рукописью, одну фразу вычеркнул, заменил ее другой, снова перечеркнул… Мать вышла, тихонько прикрыв дверь.

Трудясь над «Ортодоксией», он время от времени принимался за короткие статьи: ему не терпелось возможно скорее и непременно печатно поделиться своими соображениями о радикальном переустройстве общественных отношений. Писал, заклеивал и отсылал в какую-нибудь легальную газету, а затем снова брался за свою книгу, которая казалась ему в то время панацеей от всех бед.

Наконец книга была закончена. Он раздобыл где-то пишущую машинку и начал перепечатывать написанное — неумело, одними указательными пальцами, поджав другие, чтобы не мешали. Потом соорудил конверт из плотной бумаги, завернул рукопись в кальку, вложил ее в конверт и отнес на почту.

Потянулись томительные дни ожиданий. Ни о чем другом, кроме своей книги, он не мог говорить, зазывал домой почтальона, всячески умасливал его, будто от того что-нибудь зависело, а потом — который раз за день! — бежал на почту… И вот оно, пришло! Как-то, сам себе не веря, он торжествующе извлек из почтового ящика довольно солидный пакет! Даже не обратил внимания на то, что пакет был без адреса и марок, торопливо разорвал его — и недоуменно посмотрел на мать. Это было совсем не то, чего он ждал. Это был сборник «Итоги Лондонского съезда РСДРП». Кто подсунул в ящик «Итоги», с какой целью — Николай так никогда и не узнал. Впрочем, едва перелистав сборник, он тут же понял: послание, хотя и без адреса, пришло по назначению…

Статья «Отношение к буржуазным партиям», подписанная Лениным, не оставила от новых воззрений Николая Крыленко ни одного перышка:

«…Время, лежащее между этим наибольшим подъемом и наибольшим упадком нашей революции, будущий историк социал-демократии в России должен будет назвать эпохой шатания… Буржуазная печать усиленно пользуется вынужденным молчанием с.-д. и «полулегальностью» Лондонского съезда, чтобы клепать на большевиков, как на мертвых. Конечно, без ежедневной газеты нам нечего и думать угоняться за беспартийным «Товарищем», где бывший социал-демократ А. Брам, затем г. Юрий Переяславский и tutti quanti[1] отплясывают настоящий канкан, — благо, протоколов нет, и врать можно безнаказанно. В статьях этих А. Брамов, Переяславских и К⁰ нет ничего, кроме обычной злобности беспартийных буржуазных интеллигентов, так что на эти статьи достаточно указать, чтобы они встречены были заслуженным ими презрением…»