Чтобы отстраниться от этой безмятежности, Борис энергично потряс головой и провел жесткой ладонью по лицу. Только теперь он заметил Ванин отчужденный, какой-то особенный, стальной, что ли, взгляд в сторону; приятель сидел без движения, подперев кулаками окаменевшие скулы.
Лена читала медленно, стараясь разобрать почерк и не делать при этом пауз, ее голос волновал и тревожил помимо самого письма.
…С Клавой они встречаются, когда приведет случай, сообщал Дрожжин. Дикая она, и мать возражает: не нравится ей, что у него нет никакого имущества. А девушка очень славная и похожа на Симу необыкновенно. Мать-то говорит, будто он, Дрожжин, виноват в Симиной смерти. Скажет же, старая, этакую чушь! Он же любил Симу больше жизни…
— Неужели эта Клава сама не способна разобраться? — спросил Костя.
— Разберется, — уверенно сказала Лена и снова опустила глаза к письму.
…Теперь про главное. Нашим ребятам, особенно Ване Ревнову, рассказывать про это, пожалуй, не надо. В соседнем селе у нас весной сгубили хорошего человека, двадцатипятитысячника Митрофана Ревнова. Узнать бы осторожно: не Вани ли это отец или родственник? Рассказывают, будто приезжала на похороны вдова с пареньком его возраста.
Лена испуганно уставилась на Ваню. Сам он не переменил позы, только еще жестче обозначились скулы и костяшки на стиснутых кулаках.
— Мой отец, — глухо и словно давясь словами, сказал Ваня. — Читай, что ж ты остановилась?
И Лена медленно, едва слышно продолжала читать письмо.
…Ведь подумайте, как расправились изверги с дорогим нам всем человеком. Хорошие люди, бывшие батраки, воевали его на свадьбу. Он, конечно, пошел. Как же не пойти, если приглашают? Не отказался он и от водки, ел и похваливал пироги, сготовленные невестой. Добрую речь сказал, пожелал молодым счастья в новой жизни. И умер: отравили. Пирогами отравили. Конечно, не хозяева отравили, не молодая, готовившая еду. А кто же? Неизвестно. Кто-то подлый притаился среди гостей и сделал темное свое дело. Вдова покойного и ее сынок простили хозяев, им ведь могло крепко влететь за гибель в их доме коммуниста-двадцатипятитысячника…
Как он мучился, как страдал, дорогой товарищ!.. Все нутро было обожженное страшным ядом — порошком. Мечтал повидать перед смертью жену и сына… Не дождался, бедолага…
У Вани в горле вдруг заклекотало. Видимо, прорывался и был задержан отчаянный вопль. Ваня опрокинул стул и выбежал. Ребята вскочили, хотели бежать за ним. Костя сказал: «Надо помочь ему, ребята, надо ему помочь…»
Лена с лицом, залитым слезами, возразила:
— Не трогайте его, не поможете ему, нечем ему помочь…
Не знали, читать ли дальше, или подождать, или вообще вернуть письмо Дронову. Но Ваня вернулся, черный весь, с красными глазами и попросил:
— Читай, пожалуйста, Лена.
…Разузнайте, просил Дрожжин, отец это Ванин или нет? Если отец или родственник, расскажите Ване: нашелся убийца. Тот мерзавец, что участвовал в злодействе над Володей Калабиным, он рассказал про другого, про того, который пироги ядом попудрил… А заправилой во всех черных делах оказался некий дядя Митрий. Этого дядю еще не нашли, драпанул, но найдем, непременно разыщем, вы так и скажите Ване Ревнову (если, конечно, про его отца идет речь).
Украдкой Борис и Костя посматривали на друга и дивились: удивительную силу проявил Ваня, слушая письмо из деревни. Разве что по глазам можно было понять, какая душевная боль его терзала.
…Товарищи мои родные, Михалыч и Коля Курдюмов, и другие из парткома и завкома. Прошу я вас, для этого и письмо написал длинное… Берегите вы ребят, берегите пуще глаза, наши ребята предназначены для лучшей жизни, и мы обязаны уберечь их от всего, что мы сами перетерпели… Давайте сами все сделаем, все перенесем, только им пусть будет получше, полегче…
Постарайтесь, друзья, сделать сносные для них условия труда. Тяжело им, они же еще неокрепшие. Никогда не забуду, как убивался, как рыдал Ваня Ревнов, когда я руку порезал бутылью! Слава богу, что рука-то моя была, а не Вани и не Бориса…
Потрясенные всем услышанным, силой чувства, высказанного далеким Дрожжиным, ребята долго молчали. Ладно, что пришел Дронов. Он издали посмотрел на них, потом подошел.
— Ну, прочли? — спросил он.
Лена за всех кивнула головой.
— Замечательный он человек, Дрожжин, — сказал Дронов. — Душа.
— Спасибо ему, очень он хороший, — сказал Ваня Ревнов и встал. — Но не верно он говорит, что беречь нас нужно и так далее. Глупо над нами трястись, мы не цыплята.
Дронов внимательно и с уважением посмотрел на Ваню.
— Вы тоже так думаете? — спросил он, переводя взгляд на Костю и Бориса.
— Тоже так, — подтвердил Борис. — А как же иначе?
Дронов взял у Лены письмо и задумчиво сказал:
— И я так считаю. И напишу ему об этом. О многом другом тоже напишу… Ну, занимайтесь, не буду вам мешать…
16