— Не тушуйся, папаша, теперь уж мы здесь, — громко сказал он, утирая рукавом распаренное лицо. — Видишь, сколько нас? — Ты кого ждешь?.. Не сына ли?
— Зятя, — не сразу ответил старик и пожаловался: — Нет и нет… Всю войну не виделись.
— Приедет, завтра или на днях встречай, — пообещал солдат и побежал дальше.
…Володя не приехал ни завтра, ни на днях. Сергей Кузьмич уже отчаялся его дождаться, когда пришла телеграмма: выехал.
Забавников предполагал встретить зятя втихомолку. О Володиной телеграмме он не сказал никому, даже немногочисленным своим сотрудникам. Но они сами откуда-то узнали о приезде Дубровина и начали готовиться к встрече. А за час до прихода скорого на трех машинах прикатили во главе с секретарем райкома Белоусовым гости из района. Когда они ввалились в лабораторию, старик растерялся и никак не мог понять, зачем пожаловало начальство.
Белоусов заметил замешательство профессора и развел руками:
— Ничего не поделаешь, Сергей Кузьмич. Ваш сотрудник и зять стал за войну первым героем на весь район! Вы уж простите — помешаем на первый случай.
Встречали Володю большой, шумной толпой. Едва Дубровин появился из вагона, его сразу обступили, оттеснив Сергея Кузьмича.
Но Володя, еще со ступенек вагона увидевший Забавникова в его неизменной широкополой шляпе, уже пробивался к нему, торопливо отвечая на рукопожатия и приветствуя встречавших. Сергея Кузьмича очень поразила перемена, происшедшая в Дубровине: три с половиной года назад он провожал с этого вокзала совсем молодого человека, почти юношу, порывистого и застенчивого, а вернулся зрелый, уравновешенный мужчина. Его вовсе не смутила многолюдная торжественная встреча. Володя, в свою очередь, с горечью про себя отметил, как постарел, ссутулился и вроде бы пригнулся к земле его старый друг и наставник. Очутившись в объятиях Дубровина, Сергей Кузьмич весь задрожал от сдерживаемых рыданий.
— Не надо, родной, не надо, — прошептал ему Володя на ухо, еще крепче обнимая за плечи.
Едва рассвело, старик уже был на ногах. Ему не терпелось пойти к Володе, и он с трудом сдерживал себя, понимая, что приехавшему надо основательно отдохнуть после долгой и трудной дороги. Но Дубровина не оказалось в доме: он, как видно, тоже провел бессонную ночь.
Фетисов, понимавший Сергея Кузьмича без слов, подсказал:
— Он у реки, его там видели.
Дубровин и в самом деле сидел на берегу реки среди кустов буйно цветущего шиповника. Старик подошел, поздоровался, и Володя сразу сказал, словно продолжая разговор:
— Еще никогда не была весна такой праздничной, такой пышной! Или это мне кажется?.. Пожалуй, это мне кажется. За все эти годы я не видел, не замечал природы — ни весны, ни цветов, ни птиц. — Он усмехнулся и покачал головой. — Совсем разучились смотреть на лес как на место прогулки, где так приятно пройтись с ружьишком. Он для нас был только местом расположения батальона или полка. И река представлялась только рубежом, преградой, которую надо было взять во что бы то ни стало. — Володя вдруг добродушно улыбнулся: — А хорошо!..
— Да, здесь хорошо, здесь очень хорошо, — согласился Сергей Кузьмич.
— Все наверстывается в природе, никакие бури, потрясения и жертвы ей нипочем. Я говорю: хорошо, что все эти красоты, — Володя широко повел рукой, — мы отстояли для себя.
— Ты так говоришь, будто войне конец. А она продолжается. И, может быть, через неделю или уже завтра на эти дикие розы, на наш сад и на нашу лабораторию упадут бомбы врага. Потом, конечно, все наверстается. Снова расцветут розы — такие же или еще пышнее: кто-то восстановит сад — еще красивее и лучше. И ты, вернувшись с новой победой, построишь вместо лаборатории целый институт.
— Ну, нет, Сергей Кузьмич, — возразил Володя. — Бомбы на эту землю и на лабораторию не упадут, ручаюсь!
Володя, уколовшись о шины, оставил попытку сорвать несколько цветков. Старик вынул нож, аккуратно срезал ветки с розами, твердыми пальцами обломал колючки и подал букетик зятю.
— Пойдем завтракать, — сказал он и вздохнул.
Они пошли к дому и говорили о чем угодно, только не о том, о чем оба думали неотрывно. Держа перед собой цветы, Дубровин смотрел на них с пристальным вниманием, будто на живого человека, и рассказывал, как праздновала Москва День Победы. Сергей Кузьмич украдкой посматривал на него и спрашивал себя с волнением: почему Володя не решается заговорить о Шуре?
После завтрака они вышли в сад покурить. Поймав тревожный взгляд старика, Володя не мог больше уклоняться от разговора о самом главном.
— Вот сидим мы с вами, Сергей Кузьмич, и я все не могу отделаться от ощущения: нас не двое, а трое. Она вышла на минуту и сейчас вернется. Пойдемте…
Забавников узнал чемодан Шуры, едва Володя снял с него чехол: с этим чемоданом он отправил дочь на фронт.
— Вот и все, — тихо сказал Володя. — Добрые люди сберегли все, что осталось. Теперь вы понимаете, почему я задержался. Я не мог вернуться к вам, не разыскав ее могилы…