Попутчица вздрогнула, как от удара, и сразу ушла. Грезин поморщился и пробормотал: «Ну, зачем вы так обнаженно, милейший?», а капитан с минуту пристально разглядывал своего соседа, затем отчеканил:
— Не хочется устраивать скандал и пачкать руки, а надо бы. Вы всех нас облили грязью и, как видно, не понимаете этого, Идите-ка лучше на свое место, мы наедине поговорим с вами о любви.
Растерянно поморгав припухшими веками, пассажир пожал круглыми плечами и, почему-то послушавшись, пошел в свое купе.
— Вы меня опередили, — взволнованно сказал Дмитрий Афанасьевич. — Разрешите по-мужски пожать вашу руку за энергичную отповедь пошляку.
8
Два или три дня по возвращении домой Грезин юмористически рассказывал сослуживцам и знакомым о поездке на Кавказ и в Москву, они же, в свою очередь, завидовали его загару и цветущему виду. Затем жизнь Дмитрия Афанасьевича вошла в нормальную колею. Чередуясь с Погорельцевой, он читал в микрофон приготовленные сотрудниками и внештатными авторами разнообразные тексты, тут же в студии репетировал новую программу чтения стихов и, в видах на особо актуальный после отпуска заработок, принимал участие в каждом литературном вечере, читал с листка то стихи, то прозу местных писателей, которых не любил и не уважал, но снисходительно «исполнял».
Никто не напоминал ему о странной поездке в Ольдой, никто ни разу не назвал имени обиженного им человека, и Грезин, не без теплоты подумав о великодушии Фени, окончательно отбросил свое беспокойство — романтическая ольдойская история с ее неприятным финалом явно осталась незамеченной. Вопреки ожиданиям, и дома его встретили довольно мирно. Правда, здесь помогли обстоятельства: в день его приезда жена уезжала в срочную командировку. Она сухо ответила на приветствие, уклонилась от поцелуя и только пообещала: «Разговаривать будем, когда вернусь, сейчас некогда, пора к поезду». Дмитрий Афанасьевич, приготовившийся к более бурной встрече, был рад отъезду жены, поскольку все улаживалось без упреков, без размолвки, словом, без скандала. Многозначительное предупреждение о предстоящем разговоре Грезин пропустил мимо ушей, отлично зная, что объяснение через неделю утратит свою остроту. Одним словом, Грезин нашел, когда присмотрелся, что в его жизни никаких перемен не произошло.
Кое-что могло бы насторожить человека более нервного, чем Дмитрий Афанасьевич, например, поведение диктора-женщины, его напарницы. Она совсем перестала здороваться и как-то странно смотрела на него. На какой-то его вопрос она не ответила и он мог поклясться, будто Погорельцева пробормотала: «И земля носит такого человека!» Однако Дмитрий Афанасьевич слишком был поглощен собой и слишком привык не замечать эту пожилую, ничем не интересную для него женщину.
Не таким характером наделила природа Грезина, чтобы он по какому-нибудь неясному или некрупному поводу мог сильно и надолго расстроиться. Поэтому он не очень сильно огорчился, когда председатель радиокомитета на время исключил из программы передач чтение «Гранатового браслета» и «Аси», сославшись на письма некоторых радиослушателей, удивлявшихся, почему так часто, в ущерб концертным передачам, выступает с чтением одних и тех же вещей Д. А. Грезин.
— Пишут какие-нибудь ханжи, — предположил слегка уязвленный Дмитрий Афанасьевич. — Стоит ли на них обращать внимание?
— Стоит. Мнение радиослушателей для нас закон, — твердо высказал председатель излюбленную формулу, обратившуюся на этот раз против Грезина.
— И черт с ним! — с досадой отозвался Дмитрий Афанасьевич. — Не желают чтений о любви, буду читать им свежие передовицы краевой газеты и произведения местных авторов на производственные темы.
В тот же день он компенсировал ущерб, нанесенный его самолюбию, договорившись в филармонии о нескольких больших творческих вечерах — про них горожане вскоре узнали из расклеенных кое-где афиш.
Первый вечер для студентов прошел с успехом, Грезина вызывали на «бис» и забросали записками. У него были заготовлены лихие ответы на любые вопросы, и он легко ответил на все записки, кроме двух. В них спрашивали его точку зрения: имеет ли право семейный человек в нашем обществе флиртовать и любить «на стороне»?
Обойденные молчанием записки Грезин порвал и забыл про них, а приятное впечатление от шумного вечера осталось. Чуть покоробило его то, что газеты не дали отчета. Дмитрий Афанасьевич готовился повторить вечер в заводском районе города — для рабочих.
Этот вечер по непонятным для Грезина причинам не состоялся. На миг Грезин смутился, но благоволивший к нему заместитель директора филармонии Данила Ефремович посоветовал переждать:
— Скоро мы удачненько проведем ваш вечер — и не один, надеюсь, — только в другом районе.