Тот факт, что Горбачев не стал вмешиваться в восточноевропейские события с целью удержать контроль над этим регионом, следует оценивать не только в свете ошибок в выстраивании отношений СССР с союзниками между 1985 и 1989 годами, когда советский руководитель формально и недвусмысленно отказался от «доктрины Брежнева». Свою роль сыграла память о долгой и бесполезной войне, которую когда-то развязала Франция с целью удержать Алжир, а также о бессмысленной жестокости, проявленной голландцами и португальцами в своих африканских и азиатских колониях. Да и советники убеждали Горбачева, что Восточной Европой нужно «пожертвовать» ради улучшения отношений с Западом, что было, по их мнению, абсолютно необходимо, поскольку СССР не мог больше выдерживать соперничество на уровне противостояния сверхдержав[76]. Для руководства же вооруженных сил и спецслужб, на которых теперь взвалили организацию поспешного и унизительного «ухода» из Восточной Европы, горбачевское «преобразование» системы международных отношений означало лишь сдачу всего, что было приобретено в результате Второй мировой войны.
Безболезненный уход стран Варшавского пакта из сферы советского влияния оказал также самое серьезное влияние на союзные республики, которые благодаря Горбачеву были освобождены от пут партийной «вертикали власти» и централизованной плановой экономики и погрузились в стихию электоральной политики. В марте 1990 года литовский Сейм проголосовал за выход из Союза 124 голосами против 0 (при 9 воздержавшихся). Эстонский и латвийский парламенты провозгласили «переходный период» к независимости. Декларации трех маленьких прибалтийских республик, обладавших в 1918–1940 годах независимостью, все-таки были для Союза вызовом особого рода. Но в июне 1990-го о своем «суверенитете» объявила уже РСФСР, настаивавшая на приоритете республиканских законов перед союзными. Законодательные органы Украины, Белоруссии, Молдовы (так теперь называла себя Молдавия) последовали примеру России, провозгласив свой суверенитет. Радикализированная карабахскими событиями Армения вслед за Литвой провозгласила свою независимость. В этот момент Горбачев неожиданно объявил о разработке нового союзного договора, который должен был заменить договор, подписанный в 1922 году. Кроме того, он, человек, сделавший центризм важнейшей частью своего политического имиджа, теперь открыто присоединился к «реформаторам» и одобрил программу перехода к рынку, известную как программа «500 дней». Однако спустя несколько месяцев, в середине сентября 1990-го, он столь же неожиданно отказался и от этой программы, и от планов преобразования Союза в конфедерацию и запросил у советского парламента особых «чрезвычайных полномочий», а также начал включать в правительство сторонников «порядка».
Одновременно с этим поворотом Горбачева вправо был опубликован первый проект нового союзного договора. Он предоставлял республикам лишь ограниченный контроль над находящимися на их территориях ресурсами, предполагал приоритет союзных законов, наделял русский язык статусом государственного и ничего не говорил о праве республик на выход из Союза, которым они обладали по Конституции СССР. Такой проект мог бы удовлетворить недовольное руководство армии и КГБ, но не имел ни малейшего шанса получить одобрение республик. Эстония, Латвия и Литва еще до опубликования проекта объявили о своем отказе участвовать в каких бы то ни было дискуссиях о судьбе Союза. КГБ публично предупреждал, что республики следуют «восточногерманскому сценарию». В январе 1991 года спецназ попытался провести в Литве полицейскую операцию, однако после гибели 13 человек акция была быстро прекращена. Горбачев отрицал свою причастность к этим событиям, однако, несмотря на свои полномочия главнокомандующего, так и не решился применить силу. Армения, Грузия и Молдова объявили, что они также не желают входить в Союз. Новый проект союзного договора, опубликованный в марте 1991 года, признавал (с рядом оговорок) право на выход из Союза, но многие республики уже не считали нужным реагировать на такие уступки. В следующем месяце Горбачев вновь резко сменил политический курс, опять повернувшись к «реформаторам» и начав прямые переговоры с руководством девяти республик, не отказавшихся обсуждать отношения с Москвой. При этом он сохранил в правительстве СССР сторонников унитаристского государства.