Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

– Вот видишь… – Катя горько улыбнулась и нежно провела рукой по его колючему «ежику». – Лучше нам оставаться вместе так долго, как возможно. Ведь каждый час может стать последним. Или даже минута… – она не поняла, почему поднявший в этот момент голову Максим вдруг резко дернул ее за руку, увлекая в непросохшие кусты.

– Пригнись! – отчаянно прошептал он и жестко надавил ей на плечо – так, что женщина инстинктивно повалилась на колени.

Сквозь поредевшие листья они теперь четко видели метрах в ста с небольшим, на другом конце просеки, четыре высокие человеческие фигуры в резиновых противочумных костюмах, противогазах и с автоматами на груди. Все они были повернуты в сторону опушки, на которой притаились ошеломленные супруги, – из чего те бесповоротно поняли, что замечены. Секунду постояв, автоматчики быстрым шагом направились к ним через усеянную низкими пнями поляну – и Максим мягко потянул Катюшу за собой, коротко скомандовав:

– Уходим. Они нас видели. Сейчас главное – увести их от джипа: его нельзя потерять. И от люка…

Зная, что жена не может идти так же быстро как он, Максим вынужденно замедлял шаг, копчиком чуя приближение погони. Он бы не боялся быть пойманным, если б точно знал, что только ему грозит обсерватор, а с Катей точно поступят гуманно. Но что считалось теперь гуманным? И по отношению к кому применялась еще недавно провозглашенная высшей ценностью гуманность? Не шестое – у него их было гораздо больше – а, наверное, шестнадцатое чувство подсказывало бывшему воину, не раз ходившему в опасную разведку, что человечность, скорей всего, не распространяется теперь на злостных нарушителей карантина в условиях всеобщего мора, – и он молча тащил послушную жену за собой, хотя и знал, что расстояние между ними и преследователями драматически сокращается.

– Катя… – проговорил он на ходу. – Ты мне веришь?

– Да, – запыхавшись, еле ответила жена.

– Тогда вот что… Нам от них не уйти…

– Беги один! – самоотверженно предложила она. – Не застрелят же они беременную женщину!

Макс нервно усмехнулся:

– Уже не знаю. Один я не пойду в любом случае – кто я буду после этого? Нам придется затаиться и пропустить их мимо… Просто слушайся меня и молчи… Молчи во что бы то ни стало, – он уже искал взглядом подходящее убежище – и сразу заметил канавку за сломанным под углом еловым стволом. – Лезь туда на карачках! Живо!

С похвальной быстротой Катя на четвереньках протиснулась в треугольные «воротца», а Макс, успев кинуть на них побуревшую мертвую хвойную ветвь, махнул через верх и закрыл жену собой, горячо шепча ей в ухо:

– Хорошо, что на мне камуфляж, – могут и не заметить… Если не выйдут прямо на нас – пройдут мимо с двух сторон… Закрой глаза, чтоб не впасть в панику… Только не крикни… Христом-Богом прошу…

Валежник хрустел под тяжелым шагом идущих уже совсем рядом – сбоку и позади. Вот кто-то запнулся о корягу, глухо вырвалось из-под маски черное слово, но шаги, приближаясь, не ускорялись: двигавшиеся цепью преследователи пока не замечали затаивших дыхание беглецов. Макс крепче сжал хрупкое Катино запястье, чувствуя, как напряжено ее беззащитное, раздавшееся тело. Он осторожно глянул сквозь красноватые хвоинки: темные резиновые ноги трижды переступили в полутора метрах от его глаз и исчезли; тот, кто обходил сзади, уже вырвался вперед, оставляя их укрытие за собой, а остальные и вовсе прошли вдалеке. Когда шум начал стихать, Макс выдохнул и прислушался: за этими четверыми никто не шел. Он поднял ослабевшую от схлынувшего страха Катю:

– Быстро к люку. И ступай как можно тише.

Она кивнула, не в силах говорить, и протянула трясущуюся руку.

– Вроде, они вбок забирают… – ободряюще шепнул Макс на ходу. – Не должны, как будто, к бункеру выйти…

Первым они встретили блаженствовавшего на березовом пне посреди небольшой полянки Станислава: сняв очки, он подставил странно голое без них лицо косым вечерним лучам.

– Здесь патруль, – бросил, поравнявшись с ним, старый прапор. – Они нас видели, мы их немного в сторону направили, но… Много народу наверху, не знаешь?

Педагог вскочил:

– Митя не выходил – бережется еще, Татьяна с девочкой недавно спустились, Соломоныч с Ольгой тоже полезли еврейский бигус к ужину стряпать… Так что… Только Маша с Борисом где-то шля… гуляют.

– Спустим сначала Катю, – приказал, трогаясь, Максим. – Потом пошукаем их… Давай, ускоряйся!

Но шукать не пришлось: буквально через минуту они наткнулись на ошалело бегущих из березовой рощи любовников.

– Патруль! Четверо! – почти крикнул Борис.

– Вас видели?! – диким шепотом спросил Макс.

Борис кивнул:

– Да, но издалека. Можем успеть. Ах, ты, черт… Катя…

Она действительно еле шла, подхватив двумя руками живот, почти валилась со своих отекших, утративших гибкость ног… Макс думал лишь секунду – с натужным кряком он подхватил жену на руки и побежал – на висках его разом вздулись корявые синие вены толщиной в палец. Маша первая юркнула в раскрытый люк, Макс, опустив Катю, – за ней – и протянул вверх руки:

– Иди, я страхую. Борис, помоги ей!