Предпоследний выход

Думалось Вамварьке не о недавней жизни в её Евро-Гренландии, вроде бы родимой, где стало скучновато поживать. И даже вспоминать почти нечего, так, один-другой знаменательный случай, ну, смешных несколько штук, а в основном, просто удобная жизнь и более ничего. Думалось ей только о детской поре, вперемежку с мечтаниями о будущем. В ней, в детской поре было вволю-волюшку много приключений, по-детски важных, забавных, а то и насыщенных боязнями. И сказки о дивных местах, где происходят чудесные представления. Сказки переплетались с мечтами. Мечты же выстраивали ей будущее, полное приятных и разнообразных событий, а то и страшных, но со счастливым концом. О той детской поре, кстати, и напоминал янтарный шарик, прицепленный к кончикам волос оловянным зажимом. Прабабушка подарила. Торжественно вручила, когда предчувствовала свой переход в мир иной, то есть, уж точно последний выход. А ей он перепал от своей прабабушки, а той – от своей. Старинная вещь. Память о временах, предшествующих Великому Размежеванию, когда предки жили на берегу мелководного моря, начинающего запускать барашки прибоя далеко от берега. И леса тоже были, ёлки, сосны… лиственниц, вроде, не помнится. Впрочем, всё и без того известно и записано в мировой памяти, откуда черпают знания ладонеглядки. Но о том рассказывали и старики правнукам, а те, состарившись, в свою очередь, следующим потомкам, и так далее. В ГУЖиДе тоже пока сохраняются устные байки. Настанет время, и Вамварька поведает правнукам своим о далёком и дивном отечестве. Живым языком, а не искусственной памятью. Она звонко, но коротенько посмеялась, перекинула волосы на грудь, и пустилась дальше с подскоком, легонько подбрасывая золотистый и сквозистый шарик на ладони. И шарик передаст. Но это потом. Теперь же её окутывали всё те же мечты о прекрасном будущем. Грёзы… Она вдруг пресекла их поток, вспомнив, как те же мечты заставили её отправиться в диковинную страну, где сказки воплощаются в жизнь. И подалась. В Китай-Город. За разнообразием. За сказкой…

Глава 25. На Ближний Юг

Перед непростой дорогой ближние соседи и гость из ГУЖиДе потратили часок, и зашли в местный храм. В своеобразный храм. Он издалека привлекает взор. От каждой землянки. Высокий холм с мелкими деревьями, и лиственница над ним необычная, с кроной в начертании креста.

Снаряжённых путников священник встречал заранее. Он, видимо, наблюдательный, замечает всякого, идущего ко храму. Облачением не выдавался. Только особая накидка на нём, изготовленная недавно Николой-Нидворой и Медозой. Никола-Нидвора сплёл, Медоза вставила туда цветные кружева.

Со стороны священника последовало приглашение войти в святилище. Он поклонился прихожанам. Достойно и ласково. Все и вошли в храмовое пространство. Тихо, осторожно. Ятин мельком огляделся, и у него в памяти всплыли похожие образы. Он, когда учился в детском образовательном учреждении, набирал, так сказать, знания о различных событиях, протекавших в те или иные времена, удалённые и ближние, то видел средь всех изображений и первые святилища христиан – подземелья вдоль Аппиевой дороги под Римом. А здесь будто предстало одно из их подобий. Сходство не слишком прямолинейное, может быть даже и вовсе нет никакого сходства, но возникла некая внутренняя связь между тем и этим. И она была способна заставить человеческую память извлечь что-то важное из себя. Действительно, из кладовых мозга выплыли образы со свежей полнотой. А заодно и окунули в детство.

Из тёмных углов едва-едва поглядывали росписи живописные. Выразительно. И таинственно проникновенно. Главное сооружение в глубине. Из плетений и дерюжек. Образа на нём. Праздники. Тоже едва-едва различимы. Без зажженных лучин было вообще-то темновато, тем более, сразу после наружной яркой освещённости. Потому подробности искусства местных богомазов стались почти незаметными для свежего взгляда гостя.

Никола-Нидвора полновесно и размашисто совершил крестное знамение. Остальные, в том числе и священник, перекрестились скромно. Священник принялся, было, начинать молебен в честь напутствия, и попытался зажечь лучинки, но воевода опередил его намерения и сказал:

– Благослови нас, батюшка, да отпусти с Богом.

Тот и благословил каждого по отдельности во мраке. А потом и отпустил на свет Божий.

Когда путники отошли подальше от храма, Никола-Нидвора промолвил:

– Забоялся я, как бы не напутал он слова. Вамнам его поправлял давно. Месяца два назад. Он останавливался у нас перед переходом в Гужидею, и поправлял. Священник наш больно позабывчивый на точные слова.

А Любомир Надеевич отметил собственную забывчивость. Упустил благословения у священника для друга, упрятанного в ладонеглядке. «Ладно, будем считать, будто благословил, – подумал он в извинение себя, – я же свёл перед ним обе ладони».

Но ладонеглядка помалкивал. И словом, и светом. Ничем не проявлял недовольства. И вообще – будто отсутствовал где-то. Независимый.

Глава 26. Щепа

– Эх, – вервие-то позабыл, плоты сплачивать нечем, – Никола-Нидвора стукнул себя по лбу.