Предпоследний выход

– Домахата, – обратился муж к жене, – ты погоди. Дай сообразить о главном. Чай не на часок отлучаемся, – он поглядел на небо, – ты с Медозой пошушукайся, да побакульничай малость.

– Соображай, – согласилась Домахата и обняла соседку за плечи, – мы подождём.

И они отошли в сторонку.

– Ладно, Любомир, надеваем котули. Ага, действительно, мусьмовники не позабыть.

Никола-Нидвора сбегал в землянку и вернулся оттуда с плетёными вещицами.

– Держи. Он у меня запасной. Броня, понимаешь, для самого болезненного места, пусть и срамного, для того, чтобы мусьво своё защитить. Привяжи покрепче, чтоб не потерять. Хе-хе. Домохата их обечайками называет, смешилка у неё такая, – проговорил Никола-Нидвора, почти скороговоркой.

– Привязал? Молодец. Сообразил. А то, что главное, оно всегда с нами, его не забудешь, – намеренно молвил он протяжно и покачивал в воздухе указательным пальцем.

– Слышь, пока ты вчера вечером гулял, тут лосиха приходила. Я забыла тебе сказать, – крикнула Домахата, обращаясь к Николе-Нидворе.

– Та же, что в прошлом годе заходила?

– Нет. Другая. У неё нет царапин на ноге.

– Значит, опять зверюги на детишек зарятся, – Никола-Нидвора почти свирепо мотнул головой.

– Понял, да? – обратился он к Любомиру Надеевичу, – косолапые телят воруют у лосей. А мамаши потом к людям приходят. Подоить просятся.

– Сами?

– А как же. Они смекалистые. Я ж тебе говорил, что зверьё в гости к нам приходит. И просто так, и по нужде. Вот, лосихи, те по нужде. Каждый год одна, а бывало, и три жаловали к нам за помощью для своего здоровья. Лонолюдьи их доят. А потом сыр делают. Да ты же откушал сегодня эту стряпню.

– Я не понял, что это сыр.

– Хе, моя Домахата имеет хитрость готовить еду так, что не узнать, из чего она состоит.

– Угу. Теперь понял.

– А в отсутствие наше, кто лосиху доить будет? – спросил Никола-Нидвора жену.

– Поганые пусть доят. Им всегда не хватает. Асытной народ, – Домахата глубоко вздохнула.

– Понял, пришелец, какие дела? – Никола-Нидвора подмигнул пришельцу. – Так и живём. С косолапыми не дружим. Не любим мы их. Ну да, я тебя о том оповестил.

– А какой дорогой пойдём на летник? – осведомился Любомир, поглядывая на левую ладонь, где едва-едва высвечивался крест, указывая одним концом точное расположение летника, по-здешнему, юга. Он частично припомнил путешествие сквозь ледяной хребет с проводником. Тоже на юг.

– Дороги у нас накатанные, водные. По реке пойдём. Чтоб не блукать. По одной, потом по другой. Вода, почему водой зовётся? Потому что ведёт. А ведёт, потому что знает. Потому и вода. И вообще, если ты человек здравомыслящий, можешь сам догадаться про главные смыслы воды. И ведёт, и ведает, и всё про всё знает, а знания хранит вечно. Их только разгадывать непросто. Видишь: сама проста, а разгадать нелегко. Эх, Вамнам тебе бы рассказал про её секреты.

Глава 23. Вамнам

Вамнам живёт в одном из поселений на Ближнем Юге. Строже сказать, у него там основное сиденье. Потому что большую часть своего времени он предаётся передвижениям в пространстве на все четыре стороны. После воздушного крушения высоколёта, когда счастливая случайность спасла единственного его обитателя и ездока, то есть, «девчонку-немку», иначе говоря, Вамварьку, и когда она пожила в его доме достаточно, чтоб овладеть русским языком, Вамнам пошёл в ГУЖиДе. Ему необходимо было проверить её достоинства и, дав собственную оценку условий жизни человека в ГУЖиДе, оставить приёмную дочь в той обители или не оставить. И пошёл вместе с Вамварькой. Но та, после остановки у ближних соседей Николы-Нидворы, подле границы дикого мира, идти дальше не захотела.

– Посмотри один, – сказала Вамварька. Потом расскажешь своими словами, что почувствовал. Можешь даже напеть байку. Я тебе поверю. И тогда, если понравится, уйду.

Вамнам не противился. Договорился пристроить Вамварьку пока, до возвращения, в землянке у тех ближайших соседей молодой семьи Николы-Нидворы, вернее, соседки, одинокой женщины. С ней и договорился.