Предпоследний выход

Новые изобретения в области всяческого изображения удались. На славу. Наука не подвела. Население довольствовалось замечательными плодами разума. Более того, наладилась торговля выдающимися новшествами, которые в мире назвали «русским чудом», что подняло жизненный уровень граждан на невиданную высоту. И новые виды искусств пачками вылетали из-под мыслей, вдохновения и рук Данислава Всеволодовича Без-Порожнего, плодясь немыслимыми по великолепию произведениями. Как он и обещал, оседлал-таки всю передовую науку, сделав «русское чудо» ещё и красивым. Правда, не слишком оно распространялось по свету. У всякой среды ведь есть собственная воля и ревность.

А новое соглашение с Русской Дикарией заключить не вышло. Она не приняла явного бесчестья. Возникло недоумение с той стороны. «Мы ни от кого не запираемся, мы для всех открыты, ходите к нам на здоровье, – намекает Подивозь. – У нас не убудет». И что поделать? А делать-то надо. Пришлось принять односторонний внутренний закон о путешествиях в Дикарию. А поточнее – о процеживании походов туда людей. Создана служба процеживания. Через эту цедилку проходили исключительно убеждённые средовики. Довелось даже создать товарищество одномышленников, куда принимались определённые члены, прошедшие многоуровневую проверку на приверженность посредничеству аж до жертвенности собственной жизнью. Только эти члены и могли путешествовать по Дикарии. А им вроде бы и ни к чему такие мероприятия. Ну, если только из любопытства, чтобы потом поругать уведенное да осмеять. Соответственно основана особая служба пограничников. У них предписание: возвращать всех перебежчиков, не прошедших цедилку, обратно домой. Дана им воля изобретать любые способы вылавливания, сочинять какие угодно приёмы захвата, измышлять всякую силу доставки. Так во вселенском верчении необходимых всем жизненных услуг создались новые кольца, которые одно в другом, и которые никогда не изнашиваются в своём вечном обращении. Подивозцев новый закон касаться не может, поскольку он внутренний. А главное, они соблюдают имеющийся Договор Великого Размежевания Азбук Мироздания, который не допускает вносить устои обитания, присущие одному жизнеустройству, в жизнеустройство другое. Они и не вносят. Любопытствуют только да цокают языком. «Хороши изображения, – говаривают, – не отличить от настоящих».

Тем не менее, международная общественность продолжает настаивать на своём. «Негоже, – говорит она, – слабоватое решение, полумера». Дело в том, что и иные дикарии, как говорится, подняли головы. Заявили о себе. Стали привлекательными. «Русское чудо» уже не помогает. Как и всякое чудо, оно не слишком продолжительное. Простой люд иностранной Гужидеи начал требовать налаживать полёты в эти дикарии. В разные. Хочет поглядеть, что там на самом деле происходит, а не довольствоваться речами нечестивых и подкупных распространителей известий. Набирают силу народные волнения. В первую очередь всколыхнулась Евроландия. За ней Австралияпония. Даже население Антаркти-да-Америки начало раскачивать свою, казалось бы, самую устойчивую благость. Лишь Китаю-городу всё было нипочём, оттого, что никто никуда из него не рвался. Даже их иерены сами явились внутрь стены, да подвязались быть ясельными няньками. Сахаравия и без того отсекала головы перебежчикам, как оттуда, так и отсюда, как с севера, так и с юга. Андия, по-прежнему, особый случай.

Глава 42. Учитель

Вамнам заскучал. Пала на него затуга. Взгрустнул, забывая, что дела у него всегда есть, и немалые. И главное занятие набирает силу, – выращивание новых видов растений, пригодных для всяческого обеспечения людей, обитателей своих. Жилище, одежда, еда, передвижение. Домик из корневища дерева мы видели раньше. Вместе с Ятиным. Еды и так много разной развелось. Только умей собирать. Одежда? Ну да. Та, диковинная вещица. Вот как раз намедни он её и вырастил. Вполне удачно. Вырастил на себе. И примерка не нужна. Тёплая. Не промокает. Легко снимается да надевается. И размножается, как положено, семенами.

Всё бы хорошо, но и без достойного ученика он чувствовал себя несколько неуютно. Сиротливо. Отдавать, передавать всё ценное от себя другому – неукротимая жажда. И она только усиливается. Потому и сиротливо. Правда, Ятина он учеником уже не представлял. Скорее, товарищем, а то и вовсе другом. Тем человеком, с кем можно проводить плодотворные беседы. Ведь именно беседа зачастую порождает настоящие открытия для обоих собеседников. И в беседе уже нет учителя и ученика. Собеседники оба говорят на равных. Только при этом условии и порождаются открытия. Собеседники отыскивают путь. Верный путь. Поэтому они друг другу являются проводниками. Научиться быть проводником и научить другого найти в себе проводника, – вот основная задача учителя. С Ятиным это уже произошло. Поэтому он и не ученик, а друг. Только вот ощущение сиротливости от этого ещё более обостряется. Что может оказать услугу в обретении наслаждения и радости, как не отдача другу всего, что есть у тебя ценного?