Предрассветные боги (СИ)

Чего-то там, у сестренки не заладилось — не к добру. А может, зря они так рванули, ее не дождавшись? Уговорились вроде, так ведь все поперек да наискось! Пропала зараза — хоть бы весточку кинула. Идут-то они верно: на полночь, но дугу эту самую закладывают, забирая на закат. Вот дойдут вдоль этой реки до следующей, а там и до соленых озер доберутся. На них — сказывал Сэбэ — тоже светловолосых гонят соль копать. Оттуда повернут на восход и выйдут на эту их Великую реку. Переберутся, а там… О логове Чернобога думать не хотелось. Мысли как-то затейливо перескакивали через то проклятое место дале на полночь. Тугор-то ему поведал, не таясь, мол, есть там ровные земли, да такие, что глазом не охватить, в одно лето не объехать. Только вот зимой там холодрыга знатная, а летом от зноя да суши травы могут враз повыгорать. Намаются тогда с конями да прочей скотиной степняки до отрыжки — кочевым, ой, как не сладко бывает. А вот дале на полночь, где ныне прочие Рода Белого народа обретаются, сплошняком леса богатые. Зимы, понятно, морозные да снежные, зато весны влажные, обильные, а осень благодатная на всякие корма. Там-то при умелых руках голода сроду не знавали, покуда сакха набегать не учли. Да не принялись давить один Род за другим. Нет, соседи-то подмогу слать не забывали. Да покуда та подмога добиралась, кроме пустого пепелища ее и встретить-то было некому — уж больно далеко друг от дружки родовые земли раскинулись. Огромные земли, что не объехать, не обойти за целую жизнь…

Весь день Драговит ярился, не умея себя обуздать. Доселе никогда еще не чуял, будто может так яриться. Загнала их нынче судьба в земли эти немилостивые к народу… Тьфу, а не народишко! Глаза бы не глядели…

— Явились, — ядовитенько так пропел у него под стриженой бородой Перунка.

Драговит закрутил башкой, Рагвит сорвался куда-то в сторону, за ним пошел в мах Парвитка — полетели братьями соколами. На кромке земли, на верхушке холма показались темные точки: одна, две, три…

— Все наши степнячки да с ними два десятка баб. Детишек несколько…

— Не тяни!

— Мара-то еще того, не прибежала, — небрежно оповестил бог. — И Баирки нет с любушкой Парвиткиной. И еще волчиц. Мне подале заглянуть? — смилостивился он.

— Паршивка, — удостоил Драговит сестренку змеиным шипом. — Без надобности твои силы на пустые оглядки тратить. И так вот-вот все узнаем.

Обоз хода не сбавлял. Сколько бы они тут кругами не носились, а повозкам остановки во вред. И так кони по дневной жаре еле тащились, едва оторвались они поутру от реки глубже в степь. Но теперь, как и обещался Сэбэ, гривастые почуяли новую воду где-то там, впереди. Поднажали, и сбивать их с хода не стоило. Солнце наполовину завалилось за кромку, когда впереди показались деревца, притулившиеся к воде. Далеко по правую руку торчало большое селище, у коего ползали мурашами люди. Другое было где-то слева за поворотом реки. Но Сэбэ клялся, что гостей оттуда не будет. Дескать, здесь в самом сердце земель сакха воинам делать нечего. Нет, они забредают сюда по нужде: рабов притащить, родичей навестить, но нынче им не до того. На полуночи у них мор поголовный, нэкып — злобно ощерился Сэбэ — пропадает невесть где. Ыбыр пропал, порядка ни в чем, а значит, все воины потянутся ближе к логову, где обретается сам эркэ Кэйды, оглашающий волю солнцегривого. Верить-то осторожному шекэри хотелось, но не моглось.

Бродяжек Рагвит с Парвитом притащили к реке уже полуночью: бабы в пыли, кони в пене. Валились с ног и те, и другие. Коней-то еще ладно: жалели, огуливали, мыли да кормили. Полонянок с детишками бабы расхватали, приводя в чувство, а вот степнячкам Драговит таких милостей не отмерил. Разве напиться дозволил и на спрос.

— Давай ты, Айрул, — приказал самой толковой, как подсказал Перунка.

Высокая для степнячки, ловкая, как лиса, красивая девка с вечно злым лицом. На щеке и лбу два только-только подживших шрама, в глазах лютая ненависть. Вождя в Драговите признавала, да вот только в глаза не смотрела, пялясь в костер. Говорила тихо, скупо но толково. Перунка, примостившись к Драговиту, тихонько бубнил, пересказывая все, что она поведала, на языке Белого народа для тех, кто не знал языка сакха.