Предрассветные боги (СИ)

В дороге, как водится, скучища смертная, вот Парвит и завелся, обстоятельно растолковывая: кто, где, на кой приперлись в степи и кому нынче кладут требы. Нудил долго, со всеми подробностями, ну так дальние родичи покуда никуда не торопились. Не спеша разминали члены, заново приучали к еде животы, приглядывались, да прислушивались. Вопросы спасителям задавал один Тугор — тот самый зачинщик беседы, мужик лет под сорок с седыми лохмами и цепкими глазами. Остальные — тоже не сопляки — помалкивали.

— Значит, своих тут сбираете, — задумчиво поглаживал бороду Тугор. — И чужаками не брезгуете. Дело. А коли, кто с вами не пойдет?

— Так вольному воля, — встрял подгребший ближе Зван, коего тоже потянуло разбавить скуку. — Коли есть, куда идти, так ступай.

— Бабы-то ваши тоже здесь маются? — отмахнулся от невежи Парвит.

— Бабы наши уж далеко, — со значением изрек Тугор. — Успел Род уйти за Долгую гору. Это мы вот оба наших селища пожгли да путь степняку заступили, покуда все не ушли. А после те, кто остался — тут вот мы все — сговорились отдаться степняку. К тому времени насело его на нас — тьма тьмущая. Живому-то есть, с чего выбирать. Это за кромкой выбор один. Думали, дернем, как степняк зазевается, ан нет. Утащили нас за край света, на восход.

— Хитры поганцы, — покачал головой Парвит. — Ишь, как ладно обвыкли народ в неволе держать. Давненько тем балуют.

— К вам тож бегают? — как бы без интереса завернул Тугор.

— Приходили разок — как без этого. Три сотни при… самом набольшем их вожде.

— Чернобог сам вам являлся? — мрачно бросил другой мужик.

— Сам, — небрежно хмыкнул Парвит.

— И чего? — не выдержал еще кто-то.

— Побили, — так же небрежно махнул рукой хвастун. — Все три сотни.

— А Чернобог?

— Кончился, — расплылся Парвит в торжествующем оскале. — Весь вышел. Загнали его обратно в Черную Навь — тихо у нас нынче, благостно.

— Тихо, говоришь? — насмешливо оглядел его Тугор. — А полон, к чему сбираете? И где остальная ваша ватага?

— Так все тут, — вновь залез в беседу Зван.

— Все? — завертел головой опешивший Тугор. — Брешешь!

— Псы брешут. А мы все тут.

Перунку долбили долго. Не отбрыкался бог, явил себя сыновьям Тура у ночного костра. Правда лениво и быстро свернулся обратно в мальчишку, но туровы дети обалдели, как надо. Говорили долго и с толком. Тугор с мужиками, понятно, на восход идти не намеревались — их ждали за Долгой горой, что высилась где-то далеко на закате. Дома ждали — все глаза проглядели. А то и тризну справили. Но о родичах, убежавших некогда на восход за Великие горы, выспрашивал подробно. Помнили о них, оказывается, на закате. Сказки сказывали, только за правду их уже не почитали. А тут на тебе: и вправду те родичи живут себе, поживают и бед не ведают. Да и то сказать: вернулись к ним боги, что давным-давно покинули Белый народ, ввергнув его в разор. Разделив детей своих и разбросав по белу свету. На Перунку сыновья Тура пялились беспрестанно — глаз отвести не могли. Спит, мальчишечка белоголовый, посапывает. Обычный мужик — Драговит этот — по головке его поглаживает, на колени себе примостив. Да впрочем, и Драговит-то тот не прост, и братья его не просты — все пятеро. Разве Ирбис черноглазый статью не удался, так он и не брат им, в пути подобрали. А эти ловки нечеловечьим обычаем. В каждом движении звериные повадки чуются. Да что там звериные — зверям того не превозмочь. Эвона куда повернула-то судьба у дальних родичей — призадумаешься. Их кое-кто беглецами да трусами поругивал, а они-то на верный путь встали. В правильные земли утекли, где и богов обрели внове. Вот только с чего им-то такая милость?

— И чего? Где там тот Сеин? — и в другой раз не выспавшись, бурчал поутру Драговит.

Он обтирал тряпицей Перунку, не без труда выловленного из реки. Солнце еще только моргнуло из-за кромки, подсвечивая миру посветлевшим небом.

— Не слышу, — выковыривал тот из уха воду, тряся головенкой. — Но дальше не полезу. Неча зря силы переводить.

— Тебя порвет скоро — столько нахапал. Только вчера ввечеру десяток за кромку наладил. Оно надо было?

— А то, — сдул с носа мокрую прядку нахаленок. — Нам следы-то оставлять надо или как? Сеин твой, коли все порядком пойдет, сегодня ввечеру опамятуется. Назад рванет.

— На заморенных конях? — съязвил Драговит, ловя в горло тканой рубахи его мокрую голову.

— Не, — утер нос Перунка. — Роздыху он им даст. Не дурак. Но после рванет, да еще как. Может, завтра ввечеру и я его услышу. Но не верится что-то. Думается, еще пару деньков мы свободно подышим. Чего ты? Хорошо же идем, ходко. И это я еще коней не подкармливал.

— А Мара? — закрепил Драговит на нем пояс и дал шлепка под зад, мол, отваливай.

— Не слыхать! — беспечно бросил мальчишка на бегу к повозкам.

— Не слыхать, — передразнил Драговит и сплюнул.