Предрассветные боги (СИ)

Перунка, как всегда беспардонно нарушив ее мысленное уединение, насмешливо осведомился, не желает ли и она обрести подобное обожание? Маре немедленно представился тот хоровод воздыхателей, что неизменно крутился вокруг Живы с Лелей. Она внутренне содрогнулась, примерив его на себя. Пожалуй, координатор высшего уровня приложения едва ли не впервые в этом мире содрогнулся, поспешно отгоняя ужасные видения. Нет, подобная форма взаимоотношения с обществом ей подходит менее всего. Она не способна уделять людям такие колоссальные объемы внимания, реакцией на которые и является та самая благоговейная привязанность. На фоне затрат отдача за усилия моментально обесценивается, безостановочно перекатываясь через нулевую отметку и уходя в отрицательную область оценки. Перун вполне серьезно согласился с ней, поскольку и сам был не великим мастером служения окружающим в ущерб себе. Это ученые в силу своей предрасположенности к познанию не ощущают подобной ущербности, а он в рамках своих профессиональных задач никогда не имел, да и не ощущал необходимости к расширению контактов с прочими разумными.

Они еще долго обсуждали эту небезынтересную тему, пока их спутники не потребовали от богов концентрации внимания на процессе передвижения по пересеченной местности на довольно таки капризных животных. Особенно, если учесть, что богиня беременна и должна остерегаться падений с высоты. А бог же у них просто болван, так и не освоивший основные правила безопасности в этом мире. И все потому, что с раннего детства торчал в седле у старших, которые и обеспечивали ему эту самую безопасность. Потому и не привык надлежащим образом следить за дорогой, за конем, за окрестностями и за собой недоделанным.

…………

— Не, отец, как хошь суди, а что-то тут не так. Я ж не один такой глазастый. И Палюд мне на то указывал, да только все как-то вокруг да около. Внятно не растолковал, но намеками попотчевал. Дескать, не стоит нам шибко-то уповать на богов. Верней оно будет самим думать да поворачиваться. Мол, боги, коли что, за нас встанут горой, но то по крайней нужде. А со всем прочим самим управляться придется.

Недимир попытал глаза Деснила, запрятанные в прищуре и невесть куда смотревшие. Слушает ли его наставник? Или по перенятому у богов обычаю помалкивает да свои думки гоняет.

— Чего таращишься? — хмыкнул старик. — Гадаешь, чем я тут занят, покуда ты передо мной распинаешься? Так не гадай. Слушаю тебя. И со всем вниманием. Вот только досады твоей не уразумею. Боги тебе полноту воли оставляют. Иль не любо тебе подлинным вождем быть, а не палкой безвольной в божьих руках?

— Любо-не любо, — проворчал Недимир, досадливо скребанув точилом сверх меры по лезвию ножа. — Тьфу ты! Будто о бабах балаболим. При чем тут мои-то радости? Я уж и не упомню, когда о них прежде дела думал. Сам же тот обычай в меня и вколачивал, сколь себя помню. А мне володение людьми не шибко-то и в радость. Выгоды с комариный нос, а жизни никакой. Женка вон уж и рычать на меня давно бросила, дескать, заел я ее жизнь начисто. Дескать, мужика в дому ровно и нет вовсе. Слышь, чего заявила-то? Будто морду мою бесстыжую начисто позабыла. И коли встретит где, так мимо пройдет, не признав.

— Следовало ожидать, — безо всякого сочувствия к выученю бросил Деснил. — Иль, скажешь, не был ты к тому готов, когда Даривой за кромку ушел? Не знал, что принимая под свою руку медведей, еще боле шею согнешь под двойной тяжестью? А после и чужаков на себя же вздыбачил. Нынче вот по Мойсилу тризну справили. Ты что же, не ждешь к себе лисов? Еще скажи, будто не ведаешь, о чем их мужи на сходе сговорились. И не решил еще, что возьмешь под руку и их. Так чего ж приперся жалобиться? Дитятко ты мое неученое, не обломанное о пяти десятках лет и пяти дырах в башке. Мне тебя ныне учить уж нечему. Да и охоты нет. Мне уж на восьмой десяток перевалило. Помру вскорости со спокойной душой, коли тут мне никакого покоя. Никак не даете в удовольствии и благости косточки погреть, сидючи на солнышке…

— Ну, завел свое! — хмыкнул Недимир со всем возможным ехидством, примериваясь к остроте ножа, — Опять взялся корчить из себя пня трухлявого. А у своей вдовушки, меж тем, под подолом почасту гостюешь.

— А ты меня там ловил?

— А мне и нужды нет. У меня для того Ожега имеется.

— Вот же поганка гнилая! — деланно посуровел Деснил, хлопнув себя по коленям. — Языком метет, будто собака хвостом! А сама-то все на молоденьких заглядывается…

— А вот тут ты врешь, отец, — расплылся и вовсе уж ядовитой ухмылочкой Великий вождь народа Славнов. — Наговариваешь на матушку Ладу. У нее все дела сердечные давным-давно в иную сторонку повернуты. Ожеге бы кого за задницу зубами ухватить, да потеребить, как след. А иных любовных утех она и не мыслит.