Представление о двадцатом веке

Сельская идиллия никогда не была предметом мечтаний Рамзеса. Поэтому вряд ли бы он расстроился, если бы, подойдя к крестьянам поближе, обнаружил, что вместо слов они издают какие-то бессмысленные гортанные звуки, или если бы увидел, что бурые коровы в действительности размером не больше барсуков и что двухсотлетнее кокетство молодых графинь — всего лишь дань традиции. Но бродяге Рамзесу пришлись по душе тишина и прохлада потайных ходов, о которых никто не вспоминал триста лет и которые он отыскал с легкостью. Они привели его к заросшему крепостному рву — через подвальное помещение, где великий Парацельс пьянствовал со своими проститутками, — и далее на верхний этаж по узким лестницам в толстых стенах главного здания. Сквозь тайные глазки в полотнах давно покинувших этот мир художников он наблюдал за тем, как молчаливые слуги чистят серебро, он заглянул в белую с позолотой комнату, через плечо Якоби, перед которым высыхали чернила на уже пожелтевших листках истории замка. Он долго смотрел на Графа, трудившегося в лаборатории, и, думаю, Рамзесу показалось, что ему этот человек знаком, ведь это он когда-то принял решение о казни одного из предков Рамзеса и даже присутствовал при ней на площади перед Кафедральным собором в Копенгагене во времена, которые предшествуют нашему повествованию. Кстати, именно тогда, на площади, оказавшись лицом к лицу с предком Рамзеса, преступником, олицетворением худшего сорта людей, Граф как раз и задумался об устройстве Вселенной. Эти же мысли приковывали его теперь к рабочему столу в лаборатории, в окружении реторт и колб, одну из которых Рамзес сейчас берет в руки, и это единственное, что он забирает с собой, перед тем как исчезнуть так же тихо, как в недалеком будущем вернется сюда призрак Якоби.

То, что Рамзес унес именно эту колбу, представляет собой еще одну из важных случайностей. Он взял ее со стола за спиной Графа, повинуясь какому-то внезапному порыву. Но даже когда он действует, повинуясь порыву, он верен своей скромности — он выбирает колбу, у которой под пробкой нет ничего, кроме воздуха. Вечером они с Принцессой откроют эту колбу в уединенном пустом доме, куда они забрались на ночь, только на одну эту ночь. То, что они оказались именно в этом доме — тоже случайность. И вот они вытаскивают пробку. Запертый в сосуде воздух так стар, что пахнет фиалками и синильной кислотой, и вместе с запахами из открытого горлышка поднимаются тихие нотки печальной музыки, исполняемой на виолончели последним из угасшего рода музыкантов Темного холма.

Все происходящее складывается из множества частей, и снова мы видим сумму самых разных представлений: огромный и пустой дом, вдалеке от людей, за окнами завывает ветер, напоминая Рамзесу с Принцессой о всех тяготах ночных дорог и нескончаемых странствий. На столе перед ними стоит свеча, на блюде — остатки скромного ужина, возможно, это каша с кусочками копченой свинины, но уж точно это горячая пища, Принцесса всегда серьезно относилась к приготовлению еды, они с Рамзесом и дети всегда ели как приличные люди. А тут еще колба, запах прошлого и эта музыка. В памяти у обоих всплывают мазурки и венгерские народные танцы, которые спившиеся цирковые музыканты-бельгийцы играли когда-то там, на вершине пологого холма, в дни молодости, и вот они уже приникают друг к другу, и тут-то Адонис — сын этих двух люмпенов, и был зачат, в кровати, побывавшей в свое время на Скандинавской промышленно-художественной выставке. Происходящее в постели нас совершенно не касается, поэтому позвольте мне обратить ваше внимание на обивку кровати, розетки и тяжелую драпировку, свидетельствующие о приближении нового времени и о последней попытке буржуазии, которая никогда не встретится с Рамзесом и Принцессой, укрыться от окружающего мира, а еще о том, что и кровать, и вся эта заброшенная вилла с ее средневековыми башенками и арочными окнами в бронзовых рамах были спроектированы одним из их сыновей, архитектором, который отказался от фамилии родителей, скрывшись под фамилией Мельдаль[19]. Мельдаль этот со временем станет и директором Академии, и членом копенгагенского муниципалитета, и этот факт, как и все подобные факты, указывает на то, что источник достижений детей это все же родительская любовь.