Предвестники конца: Развеивая золу

— Ты упала, ма… госпожа разозлилась, начала кричать, но ты не отвечала и только зажимала голову. Тут вдруг налетел твой сокол, будто сорвался с небес, и принялся клевать нас. — Её руки и щеки сочились мелкими кровавыми царапинами. — Не знала, что он у тебя такой буйный.

Она кивнула наверх, где на балке устроился Ауствин. Заботы о нём легли на меня и Сигурда, который приучал птицу к командам и охоте. Сокол обладал тяжёлым характером: почти никого к себе не подпускал, постоянно норовя укусить за руку, и договориться с ним можно было только при помощи лакомства. Этна не рисковала приближаться к нему без меня, отец же предпочитал не замечать сокола. Однако я не боялась Ауствина, как и он меня. Он спокойно сидел на плече, позволял себя гладить и всегда возвращался, хоть многие и уверяли, что без должного ухода птица улетит. Возможно, у животных больше разума, чем нам кажется, и, видя моё доверие к Сигурду, сокол тоже проникся к нему и позволял брать себя на тренировки и охоту. Сегодня они как раз должны были заниматься в пролеске… Я недоверчиво покосилась на Ауствина: он, что специально сюда прилетел, почуяв беду?

— Потом прибежал Сигурд, — продолжила Лив. — Он отогнал птицу и поспорил с госпожой Сигрид. Затем перенёс тебя сюда и оставил отдыхать.

Голос её дрожал: я метнула взгляд на Бьёрнсон, но она отвернулась.

— Сколько я пробыла без сознания? — прокашлялась и осушила половину бурдюка.

— Не так долго, но у тебя вновь пошла кровь из носа. Сигурд попросил тебя омыть и проследить, чтобы ты не задохнулась.

— Спасибо, — я благодарно кивнула, принимая из её рук мокрую тряпку и чашу с водой.

Послышались тяжёлые шаги, и, отодвинув край плотной занавески, служившей дверью в общую комнату, вошёл Сигурд. В тёмно-синем плаще, украшенном шкурой волка, он казался выше и сильнее, а собранные в косы волосы подчеркивали его острые скулы.

— Ты как? Жить будешь? — в ответ я кивнула, вызывая у Харальдсона вдох облегчения. — Проклятие дверга, Астрид! Ты так в могилу загонишь и себя, и меня.

— Другу подло осуждать, знаешь ли, — нахмурилась я и, скомкав тряпку, встала. Реальность слегка скользила перед глазами, но оставаться здесь было неприятно.

— Прости, — виновато прошептала Лив, переминаясь с ноги на ногу и боясь поднять взгляд.

Сигурд удивлённо посмотрел на Бьёрнсон:

— Ты-то чего прощения просишь? Это ведь не ты усердствовала и кричала так, что вся округа слетелась поглазеть. Не тебе ведь предстало утверждаться за счёт других. И уж тем более не ты виновата в припадках госпожи ведущей. Это была твоя мать, которая всегда славилась дурным нравом, но сейчас она переходит черту. Ей положено наставлять, объяснять, а не визжать и изводить вас до выступов крови. Самое мерзкое, что она так себя ведёт, потому что не боится наказания. И я этого так просто не оставлю. Обещаю.

Лив подняла глаза, в уголках которых блестели слёзы.

— Я прошу прощения за свой страх перед матерью, за то, что не могу защитить никого, а только приношу неприятности. Ребёнок не несёт ответственности за проступки родителей, но она моя мать, Сигурд, так что имей уважение не порочить и не обсуждать её, иначе пожалеешь. Я тоже обещаю.

В этот момент они походили на затаившихся волка и лису, готовых в любой момент наброситься друг на друга. Обида и раздражение плескались в их душах, грозя затопить меня в омуте чужих эмоций. Схватившись за голову, я прошипела:

— Во имя Тюра, заткнитесь оба! И без ваших споров дурно.

И, выставив руку, на которую тут же опустился Ауствин с радостным кликом, я побрела прочь от барака. На тренировочной площадке уже тренировались воины, Сигрид же не было видно. Мороз больно хватал за щёки, и, поплотнее укутавшись в плащ, я поспешила прочь из барака.

Снег хрустел под ногами, на небе пробивались первые полосы заката. Тяжесть дня давила на плечи, и я представляла, как доберусь до дома и попрошу Этну приготовить сауну, чтобы смыть с себя всю грязь. Сколько ещё будут продолжаться припадки и сколько ещё смогу вынести, прежде чем сойду с ума — ответ знали только Норны. Но становилось всё невыносимее.

— Спасибо, — благодарно прошептала, поглаживая сокола. — Ты настоящий друг и защитник. — Ауствин прикрыл глаза и склонил голову, подставляясь под ласку. — Лети, не мёрзни на плече, — и я чуть подтолкнула его в небо, где он расправил свои аспидно-серые крылья.

Сигурд догнал меня подле статуи Тюра: как и по всему Риваланду, в Виндерхольме везде стояли идолы с изображением ликов асов и ванов, чтобы каждый мог вознести молитву. Переведя дыхание, Харальдсон произнёс:

— Златовласка, твой брат оторвёт мне голову или заживо скормит Нидхёггу, если с тобой что-то случится, а ты сбегаешь от меня, хотя пару мгновений назад едва дышала. Не могла бы ты быть чуточку милее и благодарнее, а? Я же для тебя стараюсь.

Опять виновата и не ценю заботы, а вокруг только для меня все стараются и желают добра. Наверное, поэтому и падаю постоянно без сознания, словно больная.