Предвестники Мельтиара

И теперь каждое мгновение сквозь свист ветра, сквозь голоса Джерри и Рилэна я слышал, как песня полета сплетается с голосом алого света, влечет меня все дальше, в вышину, куда не может унести ни лодка, ни синий дым. Я словно стал бесплотным, словно оказался во сне.

Но это был не сон, и я знал, что мне делать.

Мы приближались, небесная река мчала нас все быстрей, и ничто не нарушало ее поток – чужие корабли здесь не пролетали, в воздухе не было их следов.

– Я вижу Форт! – крикнул Рилэн.

Я запел, бездумно, еле слышно – так поет ветер, задевая колокольчики под крышей. Тихое волшебство, песня теней, скользнуло на дно лодки. Я чувствовал, как она растекается там, окутывает ящики и ружья, укрывает хрустальный шар. Эта песня усыпит алый свет. Мы не будем сияющей мишенью в ночном небе.

Снизу донесся выстрел, и еще один. Джерри выругался и передернул затвор. Я открыл глаза.

Чернота по-прежнему нависала над нами, горы и небо как опрокинутая пропасть. Шар едва приметно мерцал, его тоскливый напев царапал мне сердце.

– Стреляли в нас? – спросил я.

– Нет, – ответил Джерри. Я почти не различал его, должно быть он полулежал, прижавшись к борту, целился вниз. – Возле Форта!

– Куда лететь? – Ветер рвал голос Рилэна, доносил лишь клочья. – Снижаться?

Мгновение я не мог понять, о чем они говорят, но потом наклонился над кормой и увидел.

Форт был под нами. Черный, как расщелины в скалах, лишь на вышках и крепостных стенах виднелись факелы – искры в ночи. Где-то там, в одной из башен, качается на ветру флейта – я не удержался, прислушался, но она молчала. Звучала лишь высоко в небе, по ту сторону моей души, и отражалась в земле, у ворот крепости.

Из Форта вновь донеслись выстрелы, разрозненные, повторяющиеся эхом, и темнота за воротами ответила им. Взорвалась вспышками, окатила стены белым огнем, и я увидел врагов, но не мог сказать, что вижу.

Они стояли строем, но сколько там было воинов, десять или сто, тысяча или сотня тысяч? Их магия звенела и сияла; белый огонь, черные тени, и больше ничего не увидеть, ничего не понять.

– Снижайся! – крикнул я.

Мы пошли вниз, и я вскочил, бросил весло. Лодка качнулась, я едва удержался на ногах, но мне было все равно. Песня подступала к горлу – горячее огня, ослепительней полуденного солнца, – и остальное не было важно.

Я запел.

«Забудь обо всем, – говорил мне Кимри. – Есть только твои враги, и есть песня, пусть она пылает, пусть сожжет их! Ты смерть, ты сметаешь все, ты непобедим. Пой!»

Я пел.

Моя душа, рассеченная песней смерти, была пламенем, огнем из сердца солнца. Мой голос взлетал и падал, песня рушилась на землю, прожигала ее до самых недр. Сколько бы ни было врагов – десять, тысяча или сотня тысяч, – их жизни стали пеплом, и пепел сгорел без остатка. Их смерть рванулась к небу, пылающая и яркая, и стала моей силой. Я вдохнул ее с последним звуком, и песня смолкла.

Я рухнул на корму, вслепую нашарил весло. Я не слышал даже свиста ветра, тишина была звенящей и страшной.

Кимри научил меня только одной песне, но она была сейчас важнее других.

– Ужасно, – сказал Джерри. Его голос звучал мучительно, хрипло. – Что это было?

– Песня смерти, – ответил я. Напев еще жил во мне, отголоски саднили горло, сила переполняла, обжигала при каждом вдохе – и лодка качалась, словно нас бил прилив. – Атака прекратилась? Я не видел…

Джерри пробормотал что-то утвердительное, ветер унес слова.

Я мог не спрашивать. Наши враги умерли, лезвие песни полоснуло их души – уничтожило мгновенно каждого из них.

Факелы внизу двигались, зажигались все новые огни. Нам нужно спуститься, нужно сказать людям, что опасность позади.

Я потянул весло, направляя лодку к земле, но вслух не успел произнести ни слова.

Эли! Они здесь!

Мысль Тина врезалась в меня, окутала дымом. Прошибла насквозь, окатила тошнотой и слабостью. Но песня смерти, эхом бьющаяся в крови, не дала мне отпустить весло.

Я по-прежнему знал, что делать.

– На север! – крикнул я Рилэну и лодке. – Туда, где мы оставили всадника!

Рилэн сказал что-то, вопрос распался на звуки. У меня не было сил переспрашивать и отвечать.

Лодка развернулась, тяжело и неловко, словно впервые была на лету. Накренилась, черпанув бортом ветер, и мерцающий шар покатился, стукнулся о мои ботинки и замер. Я чувствовал, как с каждым мгновением немеют руки, как все сильнее саднит горло.

Всадники знают то, что недоступно другим людям.

Это известно каждому. Но больше ничего не известно – их орден окутан тайной, посторонние не могут входить в их дома, приходить на их собрания. Каждый может узнать всадника по крыльям. Любой волшебник ощутит незримые следы всадников – горячий пепел, дымный огонь. Но кто испытал на себе их силу?

Мысль Тина была словами, стремительным призывом. Но в ней – ни звука, ни чувства, ни света, ни тени. В Роще мысли струились, полнились образами, дрожали от песен – частички души.

Мысль Тина не сплеталась с душой, она пробивала душу.

Учитель был прав, это не волшебство.

Но это призыв, и нельзя медлить.