Предвестники Мельтиара

Но все остальные звенели, были полны сил, ведь я пел вчера и сегодня, соединял их с ветром и небом и теперь без сил лежал на дне своей лодки, слушал, как море шепчет мне: уплыть… погибнуть… вернуться…

– Эй, ты там живой? – Голос, встревоженный и знакомый, окликнул меня, заставил вынырнуть из полузабытья.

Я ухватился за борт, поднялся – лодка качнулась подо мной, готовая отплыть или взлететь, – и выпрыгнул на пристань.

Джерри поймал меня за плечо, и я привычно отмахнулся, хотел сказать, что все в порядке. Но каменная набережная качнулась, словно палуба корабля, и Джерри не отпустил меня.

Я не видел его всего неделю или чуть дольше, но он изменился, стал словно бы старше или злее. Но по-прежнему не расставался с длинноствольным ружьем и носил свою черную офицерскую форму, только правый рукав был отрезан и перебинтовано плечо. «Это еще с Атанга, – объяснил он. – Я тогда даже не заметил».

Только теперь, на острове, я понял: все эти дни я не задумывался, жив ли Джерри, добрался ли он до цели. Не задумывался, потому что не сомневался. Должно быть, в те долгие два дня, пока я лежал без сознания, ветер донес до меня песню лодки, вплел в мои сны, сказал, что Джерри цел.

Ведь мне снилось что-то важное тогда.

– Ты себя когда-нибудь угробишь, – сказал Джерри.

– Это точно, – согласился я. – Даже не знаю, как сюда без тебя доплыл. Ты нашел сигареты?

Джерри усмехнулся и на миг стал совсем прежним.

– Ну я так подумал, – сказал он, – что раз волшебников у нас почти не осталось, то надо же беречь тебя, следить, чтобы ты соблюдал ваши правила. А курить-то волшебникам нельзя!

Я попытался пнуть его, но он увернулся, смеясь.

Словно мы все еще были в Атанге. Словно война не вышвырнула нас прочь.

Вчера я рассказал Джерри обо всем, что со мной случилось. Мы сидели у костра, передавали друг другу медную фляжку. Сперва я только слушал. Про выживших гвардейцев: «Столько народу полегло, офицеров почти не осталось». Потом про сестру Джерри: «Добралась сюда! Я думал, ее муж совсем придурок, а он сообразил, сразу с ней помчался в гавань, успели уплыть, пока там враги не появились!» Можжевеловая водка обжигала горло, мысли искрами уносились в темноту, и я тоже начал говорить и не сумел остановиться. Кроме Нимы, только Джерри мог меня понять. Я много раз приводил его в Рощу, он знал Кимри, Ору и многих других. Он знал моего учителя и тех, кто убил его. «Суки, – сказал Джерри, когда фляжка опустела. – Повсюду таились».

Повсюду. Даже Рилэн был одним из них.

– Там еда осталась? – спросил я.

– Я поэтому за тобой и пришел, – ответил Джерри. – Скоро не останется!

Лестница поднималась от пристани, рассекала склон холма: широкие мраморные ступени, резные балюстрады, площадки с мозаичным узором. Наверное, раньше здесь никогда не бывало так людно: изредка сюда приплывал король, придворные гуляли по белым галереям, а на склонах холмов шли представления и состязания.

Теперь весь остров превратился в лагерь беженцев. По обе стороны от лестницы выстроились армейские палатки, серые и цвета прибрежного песка, а за ними – навесы из разномастной ткани, самодельные шатры. Воздух полнился дымом костров и людским гулом: разговорами, окриками, детским плачем.

Но сквозь все это я слышал песню полета – она неслась словно ветер, словно прилив. Я слушал ее, шел по лестнице – ступень за ступенью, – и путь снова казался мне бесконечным.

Палатка, в которой я ночевал, стояла высоко, почти у самого дворца. «Новые казармы королевской гвардии!» – сказал мне Джерри в первый вечер. Всего несколько больших шатров – гвардейцев и правда осталось совсем мало.

– Ну, кажется, мы не опоздали! – Джерри хлопнул меня по плечу и направился к котлу.

Я хотел пойти следом, но не успел сделать ни шага.

Дымная, горькая сила налетела, словно шквал, обожгла глаза, наполнила горло пеплом. Сердце замерло на миг, потом забилось быстрее. Я обернулся и увидел Тина.

Он промчался по лестнице, перепрыгнул через балюстраду и подбежал ко мне. Он сиял, казалось, едва сдерживался, чтобы не рассмеяться от счастья, а за спиной у него были крылья. Серебристо-серые, ниспадающие к земле, полные силы – шепчущий раскаленный пепел, боль.

– Меня простили! – воскликнул Тин и правда рассмеялся, отрывисто и звонко. Ветер трепал его светлые волосы. – Вернули мне крылья! Я снова всадник!

– Еще бы не простили, – сказал я. Радость Тина захлестнула и меня, я засмеялся тоже. – Ты же герой. Должны были забыть, в чем ты там провинился.

– Нет, они не забыли, и я теперь опять как новообращенный, – возразил Тин. Я не понимал, о чем он говорит. Орден всадников всегда был окутан тайной. – Но испытания сократят… И я пока не могу жить с всадниками, останусь с ополченцами. И еще я не должен далеко от тебя отходить, ты же за меня поручился.

Он улыбался, а его крылья шелестели все громче, пытались заглушить эхо песен, скрыть магию дымной завесой. Должно быть, врагов пугало это не-волшебство, и поэтому никто в Роще не хотел говорить о всадниках.

Но я знал, что могу подчинить себе эту силу, мне нечего бояться.