— Ладно. Но, Рафаэлла, видеть вас мне нужно. Сможете сегодня вечером? — Он расслышал вздох у своего плеча, она опять подняла голову.
— А как быть с мамой, с тетей, с кузинами? — Он несносен, упрям, но таких обаятельных едва ли приводилось ей встречать.
— Возьмите их с собой. Я приведу свою мать. — Говорил он не всерьез, и она, поняв это, на сей раз громко расхохоталась:
— Невозможный вы человек.
— Конечно. И к тому же не сочту «нет» пригодным ответом.
— Алекс, ну пожалуйста! — глянув вновь на часы, она впала в панику. — О Боже, они меня убьют! Сейчас как раз должны вернуться с ланча.
— Тогда пообещайте мне, что вечером вы со мною встретитесь за рюмкой. — Он цепко держал ее за руку, вдруг вспомнил: — И как, наконец, ваша фамилия?
Она выпростала свою руку, чтобы подозвать такси, показавшееся вблизи. Оно с визгом затормозило рядом с ними. Алекс еще крепче вцепился в другую ее руку.
— Алекс, не надо. Я должна…
— Не раньше, чем… — Шло оно вполовину играючи, вполовину по-настоящему, она опять нервно усмехнулась, посмотрев ему в глаза.
— Ну хорошо, хорошо. Филипс.
— Под этой фамилией вы значитесь в «Карлейле»?
— Да, ваша честь. — Она на миг смягчилась, затем снова забеспокоилась. — Но, Алекс, я не смогу видеться с вами. Ни здесь, ни в Сан-Франциско. Никогда. Надо прощаться.
— Ради Бога, не глупите. Это только самое начало.
— Нет и нет. — В этот момент она была совершенно серьезна. Таксист нетерпеливо фыркал. Алекс не сводил с нее глаз. — Это не начало, Алекс, это конец. И я должна уехать сейчас же.
— Ничего подобного! — Алекс вышел из себя. И пожалел, что прежде не поцеловал ее. — Как? Только что, побывав на ланче со мною, вы познакомились с моей прославленной матерью! Что в том дурного? — Так он вышучивал ее, она глядела растерянно, и подумалось ему, что счет в его пользу.
— Алекс, но как я могу…
— Так увидимся попозже?
— Алекс…
— Никаких возражений! Одиннадцать вечера. Кафе «Карлейль». Потолкуем, Бобби Шорта послушаем. А не найду вас там, то поднимусь, чтобы молотиться в дверь к вашей маме. — И сразу стал озабоченным. Вы же сможете освободиться от них к одиннадцати? — Даже ему следовало признать, что это смехотворно. Ей тридцать два года, и он расспрашивает, сможет ли она освободиться из-под материнского надзора. В сущности, заведомый абсурд.
— Я постараюсь. — Она чуть улыбнулась ему, снова посмотрела молодо, но с налетом виноватости. — Не следовало бы нам так поступать.
— Почему же?
Она собралась было объяснить ему, но нельзя это сделать, стоя на тротуаре, когда шофер такси рычит от нетерпения.
— Поговорим об этом сегодня вечером.
— Добро, — широко улыбнулся он. Значит, она придет. С тем он распахнул дверцу такси и отвесил поклон. — Увидимся ввечеру, мисс Филипс. — Пригнулся и поцеловал ее в лоб, в следующую секунду дверца захлопнулась и машина рванулась в путь, а Рафаэлла, поместясь на заднем сиденье, яростно казнилась за собственную слабость. Ни в коем случае не надо было вводить его с самого начала в заблуждение. Сказать бы ему всю правду в самолете, и ни на какой ланч идти не пришлось бы. Но единожды, всего-навсего единожды, подумалось ей, есть же у нее право поступить дико, романтически, нежданно. Или она вовсе лишена такого права? Откуда оно у нее, когда Джон Генри, умирающий, сидит в своем кресле-каталке? Как позволить себе этакие игры? Такси подъезжало к «Карлейлю», и Рафаэлла поклялась себе, что нынешним вечером объяснит Алексу, что она замужем. И не собирается в дальнейшем встречаться с ним. А после этого вечера… всего-то остается встретиться единственный раз… и сердце ее забилось при мысли о еще одной, предстоящей встрече с ним.
— Ну? — Алекс победно посмотрел на мать и сел за столик. Она улыбнулась ему и внезапно ощутила себя совсем старой. Как молодо выглядит он, весь в надеждах, радости, ослепленьи.
— Что ну? — В голубых ее глазах была ласка и печаль.
— Отчего это ты переспрашиваешь? Ведь она несказанная, правда?
— Правда, — Шарлотта не собиралась возражать. — Наверное, подобных красавиц я в жизни не встречала. Очаровательна, тактична, мила. Приглянулась мне. Однако, Алекс… — Она остановилась в нерешительности, но через какое-то время предпочла все высказать. — Что хорошего это тебе сулит?
— О чем ты? — Он вроде обиделся, отхлебнув притом холодного кофе. — Она же чудо.
— Хорошо ли ты знаком с ней?
— Не очень-то, — осклабился он. — Но надеюсь преодолеть это, невзирая на маму, тетю, на всех кузин и дуэний ее.
— А муж ее непричем?
Вид у Алекса сразу стал такой, словно в него выстрелили. Глаза распахнулись недоуменно, тут же сузились с особым недоверием.
— Как это понимать: «ее муж»?
— Алекс, ты знаешь, кто она?
— Наполовину испанка, наполовину француженка, живет в Сан-Франциско, безработная, тридцати двух лет, как я узнал сегодня, и зовут ее Рафаэлла Филипс. Только что выяснил ее фамилию.
— И притом ничего не почуял?