— Нет, и, ради Бога, хватит с меня намеков. — Его глаза метали молнии, Шарлотта Брэндон откинулась на спинку стула и издала вздох. Значит, она права. Фамилия подтверждает это. Откуда-то она помнила это лицо, хотя многие годы фото ее не появлялось в газетах. В последний раз это было лет семь-восемь назад, когда Джон Генри Филипс выписывался из больницы после первого своего инсульта. — Черт возьми, что ты стараешься мне внушить, мама?
— Что она замужем, дорогой, и за очень видным человеком. Джон Генри Филипс — это имя говорит тебе что-либо?
На краткое мгновение Алекс зажмурился. Счел, что сказанное матерью никак не может быть правдою.
— Он же, по-моему, умер?
— Насколько мне известно, нет. У него было несколько инсультов подряд, лет семь назад, ему теперь под восемьдесят, но он, несомненно, еще жив. Мы бы наверняка прознали, будь оно иначе.
— А с чего ты взяла, что она ему жена? — Алекс выглядел так, словно его землетрясением тряхнуло, стукнуло промеж глаз.
— Вспомнила, я читала статью и видела фотографии. Она тогда была такая же красавица. Меня при этом шокировало, что женился он на такой молоденькой. Кажется, было ей семнадцать, или восемнадцать, не больше. Дочь крупного французского банкира. Потом увидела эту супружескую чету на пресс-конференции, куда попала со знакомым журналистом, вгляделась в фотографии — и переменила свое мнение. Знаешь ли, в свое время Джон Генри Филипс был особенный человек.
— А теперь?
— Поди узнай. Слыхала я только, что он прикован к постели, совсем слаб после перенесенных ударов, но не думаю, чтобы публика была осведомлена более того. А Рафаэллу всегда держали в отдалении от глаз публики, оттого-то я опознала ее не сразу. Однако такое лицо… Разве его легко забудешь? — Их взоры встретились, Алекс согласно кивнул. Ему и прежде не удавалось забыть его, а уж впредь не забудет никогда. — Как я понимаю, она тебе ничего этого не сообщила. — Он покачал головой. — Надеюсь, она решится тебе сказать. — Голос матери звучал умиротворяюще. — Пусть-ка сама это сделает. Может, мне и не следовало бы… — Она приумолкла, он вновь покачал головой, потом жалобно взглянул на ту, кто была его самым старинным другом.
— Зачем? Ну зачем ей надо было выходить замуж за этого поганого старика? Он ей в деды годится, и практически уже мертвец. — Сия несправедливость разрывала на куски его сердце. Зачем? Зачем тому досталась Рафаэлла.
— Покамест он жив, Алекс. Не пойму, что у нее на уме относительно тебя. Хотя могу предположить, что она, прямо скажем, сама сбита с толку. Сама не знает, как ей быть с тобою. А ты имей в виду, что живет она укромно, как в затворе. Джон Генри Филипс напрочь упрятал ее от любого общества на все эти без малого пятнадцать лет. Сомневаюсь, чтоб выпадало ей встречаться с настырными молодцеватыми юристами, заводить случайные романы. Возможно, я неправа, но скорее наоборот.
— По-моему тоже. Господи! — Он сидел, вздыхая с несчастным видом. — Что же теперь делать?
— Ты опять с ней встретишься?
Он подтвердил:
— Сегодня вечером. Она сказала, что ей надо переговорить со мной. — И предположил, что все ему она изложит. А дальше что? Алекс осознал, мимо матери глядя в пространство, что Джон Генри Филипс может прожить и еще двадцать лет — в ту пору Алексу будет под шестьдесят, Рафаэлле — пятьдесят два. Вся жизнь уйдет на поджидание смерти того старика.
— Что ты надумал? — тихонько спросила мать.
Не сразу собрался он, чтобы остановить на ней свой взор.
— Ничего особо приятного. Пойми, — медленно продолжал он, — я однажды увидел ее на ступенях близ их дома. Она плакала. Я думал о ней изо дня в день, пока не повстречал вновь в самолете, летящем сюда. Мы разговорились, и… — беспомощно взглянул он на мать.
— Алекс, ты едва знаком с нею.
— Ты неправа. Я-таки с нею знаком. Кажется, будто ближе знаком, чем с кем-либо. Мне понятны ее душа и ум и сердце. Понятны ее чувства и ее одиночество. А теперь понятно, почему так. Ибо я понял кое-что еще. — Теперь он посмотрел на мать взглядом долгим и упорным.
— Что понял, Алекс?
— Я ее люблю. Да, звучит как безумие, но — люблю.
— Не утверждай так. Слишком скорополительно. Ты ее почти совсем не знаешь.
— Нет, знаю. — И не стал продолжать. Вынул свою кредитную карточку, чтобы рассчитаться, и сказал матери: — Разберемся.
А Шарлотта Брэндон лишь закивала, в душе совершенно не желая, чтоб это получилось.
Когда несколькими минутами позднее он прощался с нею на Лексингтон-авеню, в его глазах можно было прочесть решимость. Наклоня голову навстречу резкому ветру и деловито зашагав в северном направлении, он укреплялся в мысли, что ни за чем не постоит, дабы добиться Рафаэллы, ничто его не остановит. Никогда прежде не влекло его ни к единой женщине так, как к ней. И его сражение за нее в самом начале. И сражение это Алекс Гейл не намеревался проигрывать.
ГЛАВА VII
Вечером того же дня, без пяти одиннадцать, бодро пройдясь по Мэдисон-авеню, Алекс Гейл свернул вправо на 76-ую улицу и вошел в «Карлейль».