— Мэнди — шепнул он, не отваживаясь даже тронуть ее за руку, в боязни, что причинит ей боль. Она опустила голову в ответ, но ни слова не произнесла. — Я вернулся к тебе, и бабулю с собой привел. — Аманда перевела взгляд на свою бабушку, два упрямых ручейка слез сбежали на подушку, под голову. Стояла тишина, пока душераздирающим взором голубые ее глаза изучали знакомые лица, снова раздались рыдания, и тогда Алекс погладил ее ласково по макушке. Взаимопонимание соединило их без слов. Алекс просто стоял, нежно смотрел на нее, успокоительно проводя рукою по волосам девочки. Тут Аманда вновь закрыла глаза и уснула. Медсестра подала им тут же знак, Шарлотта и Алекс покинули палату, оба измученные, растревоженные. А в глазах Алекса сгущалась ярость на сестру, на Кэ. Он не позволял себе взорваться, пока не вошли они в квартиру Шарлотты, и уж тут он дал себе волю, но в гневе не находил нужных слов.
— Знаю, о чем ты думаешь, Алекс, — успокаивающе проговорила ему мать, — но сейчас ничем помочь нельзя.
— Почему же?
— Стоило бы тебе поуспокоиться, прежде чем случится разговор с Кэ. Вот тогда можешь применить свой план.
— А когда это произойдет? Когда, по-твоему, ее величество наконец соизволит явиться?
— Самой хотелось бы знать это, Алекс.
Как оказалось, произошло это лишь на следующий день.
Алекс в больнице пил кофе из пластмассовой чашки, а Шарлотта ушла домой вздремнуть пару часов. С утра Аманду перевели из отделения интенсивной терапии в маленькую палату со светло-розовыми стенами. Теперь она находилась здесь, по-прежнему в синяках и травмах, но во взгляде прорезывалась чуть большая оживленность. Алекс поведал ей о Сан-Франциско, и раз-другой в глазах ее вроде бы вспыхивал интерес.
Уже к концу дня поделилась она со своим дядей, какие страхи испытывает.
— Что я людям скажу? Как объяснить, что случилось? Ведь у меня все лицо всмятку. Одна санитарка созналась. — Аманде не разрешалось пользоваться зеркалом. — А глянь на мои руки. — Она обвела взглядом грузные гипсовые накладки, заключившие в себя ее локти, и Алекс, посмотрев, не смог изображать бодрость.
— Приготовься рассказывать всем, что попала в автокатастрофу в День Благодарения. Вот и все. Вполне правдоподобно. — И с подчеркнутой весомостью посмотрел в глаза Аманде, положив руку ей на плечо. — Дорогая, никто не прознает. Ежели сама не откроешься. Тебе и решать. А ничего из произошедшего никому не известно. Только твоим родственникам, твоей бабушке и мне.
— А ну как кто прочтет в газетах? — С новым отчаянием обратилась она к Алексу: — Это попало в прессу?
Он отрицательно закачал головой:
— Да нет же, сказано тебе. Никому не известно. И стыдиться нечего. Ты нисколько не изменилась в сравнении с тем временем, пока не попала сюда. Ты прежняя, Аманда. Произошло ужасное несчастье, жуткое испытание, но не более того. Оно не изменило тебя. И не было твоей виной. Люди не станут обращаться с тобой иначе, Аманда. Ты не изменилась. — Нынче утром психотерапевт подчеркивал ему что надобно упорно внушать Аманде, что в ней никаких перемен не произошло и в случившемся нет ее вины. Видимо, типичная реакция жертвы изнасилования — считать себя ответственной за него и думать, что сама ты существенным образом переменилась. Увы, в случае с Мэнди она переменилась, пожалуй, сильнее иных. Насильник лишил ее девственности. Несомненно, пережитое скажется на ней ощутимо, но хороший уход и должное понимание, по мнению психиатра, дадут ей основательные шансы высвободиться из-под этого груза. Врач сожалел лишь о том, как упомянул им о том поутру, что не смог повстречаться с матерью Аманды, а у мистера Виларда не нашлось времени на консультацию, его секретарша позвонила и дозволила психиатру приступить к ознакомлению с девочкой.
— Но в таких случаях нуждается в помощи не только сама потерпевшая, — втолковывал он Алексу. — В помощи нуждается и ее семья. Воззрения близких, их оценка события устойчиво окрашивают отношение жертвы изнасилования к самой себе. — И дружелюбно добавил: — Я ужасно рад, что вы уделили мне время прямо с утра. А сегодня же, но попозже, мне предстоит встреча с бабушкой Аманды. — И тут виновато повторил присказку, которую Алекс выслушивал с давних пор: — Вы знаете, моя жена читает все ее книги подряд.
Однако сейчас-то не сочинения матери господствовали в его мыслях. Он сразу спросил у врача, как скоро отпустит он Аманду домой, и тот выразил уверенность, что ее можно будет выписать в конце этой недели. То есть в пятницу, если не раньше, а это целиком устраивало Алекса. Чем раньше увезет он Аманду в Сан-Франциско, тем больше будет за нее спокоен. О том и задумывался он, когда в палату вошла Кэ, как ни в чем не бывало, в шикарном коричневом замшевом брючном костюме, отороченном рыжей лисою.
Они сверлили друг друга взглядом, Кэ не произнесла ни слова. Они вдруг стали противниками на ринге, и оба прикидывали, насколько смертоносным может оказаться соперник.