Прекрасная незнакомка

— Да-да. — Медленно подошла к его двери, стукнула раз, повернула ручку и вступила в комнату, не дожидаясь разрешения войти. Этот стук был пустой формальностью, как и столь многое прочее в их быте. Он лежал укутанный в постели, накрытый одеялом, закрыв глаза, освещение было совсем слабое. Та комната некогда служила им обоим спальней, а годами раньше он делил ее с первой своей женой. Сперва это обстоятельство задевало Рафаэллу, но Джон Генри был традиционалист и оттого привел ее сюда же. И призраки прошлого каким-то образом сникли, пока приводилось ей здесь возлежать. Только теперь вновь она вспомнила о них. Теперь, когда и он почти уж казался одним из них. — Джон Генри, — прошептала она его имя, и он приоткрыл глаза, увидев ее, раскрыл их шире, со своей скошенной улыбкой похлопал по постели, указывая на место рядом с собой.

— Добрый вечер, малышка. Я не так давно звал тебя, но сказали, что ты ушла. Куда ты ходила? — Это не было дознание, всего лишь дружеский вопрос, но тем не менее что-то ее покоробило.

— Я уходила… за покупками… — улыбнулась она ему, — к Рождеству. — Не ведал он, что посылки в Париж и в Испанию были ею отправлены месяцем раньше.

— Приобрела что-нибудь удачное? — Она кивнула. А как же, приобрела. Прелестные вещи купила… Аманде, племяннице своего любовника. Сознание содеянного вновь пронзило ее словно взаправдашним ударом.

— Что-нибудь удачное для себя купила? — Еле повела она головою, растворив глаза.

— Времени не хватило.

— Тогда, пожалуйста, отправляйся по магазинам завтра, сыщи что-нибудь себе.

Она посмотрела на длинную угловатую фигуру того, кто был ее мужем, и вновь стало снедать ее чувство собственной вины.

— Лучше-ка я проведу день здесь. Я… в последние дни я мало тебе времени уделяла… — словно извиняясь, произнесла она, в ответ же Джон Генри замотал и махнул вялой рукой.

— Я не побуждаю тебя сидеть тут надо мною, Рафаэлла. — Еще раз покачав головой, он смежил глаза и опять открыл их. В них было некое глубокомыслие. — Никогда не заставлял тебя сидеть около меня в ожидании… никогда, маленькая моя… и очень сожалею, что так долго она не приходит. — Она было заподозрила, что сознание его помутилось, взглянула на него с обостренной заботой. Но он лишь усмехнулся: — Смерть, дорогая… смерть, то есть… затянулось выжидание заключительного момента. И ты оказалась храброй девушкой. Никогда не прощу себе того, что я натворил.

— Как ты можешь говорить такое? — ужаснулась она. — Я тебя люблю. И никуда отсюда не рвусь. — Но вправду ли так отныне? Не предпочла бы она быть с Алексом? Думая об этом, она взяла руку Джона Генри и осторожно сжала в своей. — Никогда я ни о чем не жалела, дорогой, кроме… — Комок подступил к горлу при взгляде на мужа, — кроме того, что выдалось тебе.

— Мне бы помереть от первого удара. Так бы и вышло, будь жизнь чуточку справедливей, а ты с дурачком доктором позволили бы этому свершиться.

— Ты заговариваешься.

— Нет же, и тебе это известно. Жизнь не в жизнь для обоих, ни для меня, ни для тебя. Держу тебя год за годом словно в тюрьме, а ты все еще почти девочка, и я гублю твои лучшие годы. Мои давно отлетели. Дурно… — Он прикрыл ненадолго глаза вроде бы от боли, и тревога, отпечатавшаяся на лице Рафаэллы, усугубилась. Он не замедлил открыть глаза и вновь обратить их к ней: — …Дурно я поступил, женившись на тебе, Рафаэлла. Я был слишком стар для этого.

— Перестань, Джон Генри. — Ее пугали такие его высказывания, пусть и нечастые, но, надо подозревать, мысли его постоянно бывали сосредоточены на этой теме. Она ласково поцеловала его, заглянула ему в глаза, когда он подался навстречу ей. Смертельно бледный, вот он лежит в своей широкой двуспальной кровати.

— Тебя вывозили на этой неделе в сад подышать воздухом, дорогой? Или на веранду?

Он покачал головой, на лице объявилась искривленная улыбочка.

— Нет, мисс Найтингейл, не вывозили. А я и не хотел того. Мне приятней здесь, у себя в кровати.

— Не глупи. На воздухе тебе лучше, и ты любишь бывать в саду. Она говорила со сдержанной горечью, имея в виду, что если б не проводила столько времени в отсутствии, то смогла бы проследить, что с ним делают сиделки. Им положено выкатывать его на воздух. Это важно — перемещать его, — поддерживая, сколь возможно, в нем интерес и оживленность. Иначе он заведомо потеряет активность, рано или поздно сдастся напрочь. Еще сколько уж лет назад, врач предупреждал об этом, а теперь ей стало ясно, что муж подошел к очень опасной черте. — Я с тобою погуляю завтра.

— Я тебя не просил. — Жалок был его вид. — Говорю же, мне хочется побыть в постели.

— Ну нельзя же. Зачем ты так?