— Непременно, а не то отошлю ее Кэ. — Он купил племяннице пиджак из телячьей кожи, какой носит Рафаэлла, и пообещал ей шоферские уроки, как только снимут гипс. А снять намечалось недели через две. Рафаэлла подготовила ей лыжные ботинки, о которых та просила Алекса, ярко-голубой тонкошерстяной свитер и целую кипу книг.
— Знаешь… — Улыбка Рафаэллы была радостна. — Это не то, что делать покупки для моих родственников. Кажется, — она замялась, дивясь себе, — будто появилась у меня дочь, впервые в жизни.
Он ухмыльнулся смущенно:
— И мне так кажется. Прелесть, правда? Теперь я сообразил, насколько пуст был дом. И вот все переменилось. — И будто в доказательство, любопытствующее личико просунулось в дверь. Синяки сошли, и тень надрывности постепенно гасла во взгляде. В течение месяца, проведенного в Сан-Франциско, она отдыхала, много бывала на прогулках, почти ежедневно беседовала с психиатром, который помогал ей сжиться с фактом изнасилования.
— Привет, друзья! Вы тут о чем?
— Ни о чем особенно. — Дядя посмотрел на нее весело. — Как получилось, что ты до сих пор не в кроватке?
— Я очень волнуюсь. — С этими словами вошла она в комнату, держа за спиной два больших конверта. — Хочу вам обоим вручить вот что.
Рафаэлла и Алекс с радостным удивлением взглянули на нее и сели на полу, а она протянула им свои подарки. Волнение распирало ее, она присела на краешек кровати, откидывая с лица свои длинные светлые волосы.
— Нам сейчас надо открыть? — шутливо сказал Алекс. — Или следует обождать? Как по-твоему, Рафаэлла? — Но та уже открывала доставшийся ей конверт, улыбаясь при этом, а вытащила бумажный лист — и ахнула, часто задышала.
— Ой, Мэнди… — Девочка удивила ее. — Я не знала, что ты умеешь рисовать. — Да еще в гипсе. Поразительно! — Но Рафаэлла укрыла подарок от Александра, заподозрив, что подарок ему окажется парою к ее листу, что и подтвердилось секундой позже. — Ох, до чего удачно. Спасибо, Мэнди! — С довольным выражением лица обняла она девочку, которая ей полюбилась, а Алекс долго сидел, удивленно разглядывая свой подарок. Мэнди незаметно делала с них наброски, а после выполнила портреты акварелью. Рисунки получились поразительные по композиции и характерности. В довершении Аманда окантовала их и преподнесла — портрет Алекса Рафаэлле, а ее портрет — Алексу. Он и уставился сейчас на точное изображение Рафаэллы. Точность была не только в мелочах и общих чертах, но и в индивидуальности, в передаче грусти и любвеобилия в роскошных черных глазах, нежности лица, кремовости кожи. Создавалось полное представление, как эта женщина думает, дышит, движется. Не хуже был исполнен и Алекс, его особенности были схвачены в набросках, о которых он не ведал. С Рафаэллой дело шло потруднее, поскольку она оказывалась в поле зрения Мэнди не столь часто, а не хотелось навязывать свое общество, старшим и так мало времени выпадает проводить с глазу на глаз. Но благодарные взоры показывали, что врученные ею подарки имеют огромный успех.
Алекс поднялся на ноги, чтобы поцеловать и крепко обнять Мэнди, затем они втроем сидели на полу перед камином в многочасовых беседах. Обсудили людей, жизнь, мечты и огорчения. Аманда, не таясь, поведала, какую боль причиняли ей родители. Алекс соглашался, но старательно описывал, какова была Кэ в детстве. Обсудили и Шарлотту, — что оно значит, иметь такую мать, а Рафаэлла рассказала, сколь строгий у нее отец и сколь мало удовлетворяла ее обстановка, в которой привелось ей жить вместе с матерью в Испании. Под конец даже стала обсуждать с Алексом их взаимоотношения, откровенно сознаваясь Аманде, как благодарны они судьбе за каждую минуту, позволяющую им побыть наедине, за каждое мгновение. Она подивилась тому, что Аманда все поняла, ту не смутило, что Рафаэлла замужем, а вот для Рафаэллы было сюрпризом, что Аманда сочла ее некоторым образом героиней, коль не отходит от Джона Генри до самого конца.
— Но это мне положено. Он мой муж, даже если… если все теперь по-новому.
— Возможно, но не думаю, что большинство женщин способны на такое. Любая убежала бы с Алексом, он ведь молодой и обаятельный, как не влюбиться. Должно быть, тяжко так вот сидеть с твоим мужем, день за днем. — Впервые они открыто обсуждали это, и в какой-то момент Рафаэлла подавила в себе искушение уйти от сей проблемы, не касаться ее совместно с теми двоими, кого она любит.
— Тяжко, — тихо и грустно сказала, вспомнив исстрадавшееся лицо мужа. — Порой совсем тяжко. Он так утомляется. Вроде ради меня одной и находит в себе силы держаться. Иногда начинаю сомневаться, выдержу ли бремя при следующем шаге. Вдруг что-нибудь со мной произойдет, вдруг уехать придется, вдруг… — она бессловесно кинула взгляд на Алекса, и он понял ее. Она повела головою. — Наверно, он тогда сразу умрет.
Аманда посмотрела ей в глаза словно бы в ожидании ответа, в желании понять эту женщину, столь обожаемую и любимую.
— Ну, а если вправду он умрет, Рафаэлла? Может, ему уж неохота жить дальше. Стоит ли заставлять его? — Вопрос был из разряда вечных. За одну ночь не разрешить.