— Не знаю, милая. Просто мне ясно, что я должна делать все возможное.
Аманда глянула на нее с очевидным обожанием. Алекс с гордостью созерцал их.
— Но ты и для нас столько делаешь.
— Не говори глупости. — Рафаэлла явно смутилась. — Ничего я не делаю. Просто набегаю по вечерам, словно злая фея, заглядываю тебе за спину, проверяя, была ли стирка, — тут она ухмыльнулась, глядя на Алекса, — убрал ли ты у себя в комнате.
— Угу, народ, вот и все ее дела, — шутливо сказал Алекс, вступая в разговор. — На поверку, ничего-то она не делает, только поедает нашу пищу, слоняется по нашим спальням, украшает комнаты, порою кормит нас, начищает все медяшки, читает документы, над которыми я потею, учит Аманду вязать, засевает сад, приносит нам цветы, покупает подарки. — Не сводя с нее взгляда, он был готов продолжать свою речь.
— По сути, это совсем немного. — Рафаэлла начала краснеть, он ухватил локон ее иссиня-черных волос.
— Ну, прекрасная дама, коль вы считаете, что это совсем немного, я отныне знать вас не желаю. — Тут они нежно поцеловались, а Аманда пошла на цыпочках к двери, улыбнулась им с порога.
— Доброй ночи вам обоим.
— Эй, погоди минутку. — Алекс жестом вернул ее назад. — А у тебя нет охоты тоже получить сейчас подарки? — Она хихикнула, он встал и поднял на ноги Рафаэллу. — Айда, ребята, Рождество настало. — Он помнил, что на следующий день Рафаэллы с ними не будет до позднего часа.
Втроем потопали они вниз, со смехом и разговорами, с нескрываемым восторгом принялись за подарки, означенные именем каждого. Алекс получил красивый ирландский свитер — от матери, набор авторучек — от Аманды, в дополнение к портрету, врученному еще наверху, бутылку вина — от зятя, ничего — от сестры, и портфель фирмы «Гуччи» — от Рафаэллы, плюс, к нему галстук и красиво переплетенный в старую кожу томик стихов, о котором упоминал ей месяцем раньше.
— Боже, подруга, ты с ума сошла! — Но его аханье прервали визги Аманды, распаковавшей подарки, ей предназначенные. Но тут настала очередь Рафаэллы. Она получила флакончик духов — от Аманды, хорошенький шарфик — от Шарлотты Брэндон, чем была весьма тронута, а также плоскую коробочку, которую Алекс вручил ей с таинственной улыбкой и поцелуем. — Давай-ка, открывай.
— Боюсь, — шепнула она, руки ее, заметил он, дрожали, когда она сняла обертку и увидела темно-зеленую бархатную коробочку. Внутри та была выстлана кремовым атласом, в котором угнездился гладкий круглый черный оникс, вместе со слоновой костью, обрамленный золотом. Она сразу поняла, что это браслет, дальше заметила пораженно, что к нему прилагаются, составляя ансамбль, серьги и красивый перстень из оникса и слоновой кости. Она надела весь набор и застыла перед зеркалом, остолбенев. Все подошло отменно, включая черно-белый перстень.
— Алекс, это ты с ума сошел! Как ты решился? — Но вещи были очаровательные, как тут упрекнешь за дороговизну подарка. — Дорогой, я в них влюбилась. — Долгим и крепким был ее поцелуй в губы, Аманда же, улыбчиво, запустила игрушечный поезд.
— Ты внутрь перстня заглянула? — Она тихо покачала головой, и он совлек перстень с ее правой руки. — Там кое-что сказано.
Рафаэлла быстро поднесла перстень к глазам и обнаружила в золотой окантовке выгравированные буквы. Прослезившись, посмотрела на Алекса. Внутри была надпись:
Она пробыла здесь до трех часов утра, последний час — после того, как Аманда, наконец, ушла спать. Чудный получился вечер, замечательное Рождество, и когда Алекс с Рафаэллой лежали рядышком в постели, поглядывая на пламя, он, наклонясь к ней, вновь прошептал:
— Когда-нибудь, Рафаэлла, когда-нибудь. — Эхо его слов звенело в ее памяти, когда она, пройдя последний квартал до своего дома, скрылась за садовой калиткой.
ГЛАВА XIX
— Ну, ребятки, коль не от старости помру, так уж от обжорства. Поела я, считай, за десятерых. — Шарлотта Брэндон окинула стол удовлетворенным взглядом, подобно троим остальным. За ужином они поглотили целую гору крабов, теперь Рафаэлла разносила эспрессо в бело-золотых чашечках. Те были в числе того немногого, что забыла увезти с собой Рэчел, отбывая в Нью-Йорк.
Рафаэлла поставила чашку кофе перед матерью Алекса, женщины улыбнулись друг другу. Меж ними установилось молчаливое взаимопонимание, основанное на одинаково душевном приятии того, кого обе очень любили. Теперь их сближало еще одно — то, что касалось Аманды.
— Отнюдь не рад спрашивать, но как, мама, дела у Кэ? — Не без усилия задал он этот вопрос. Но безо всякой скрытности Шарлотта взглянула на него, а после — на свою единственную внучку.
— По-моему, она очень расстроена тем, что Аманда уехала сюда. И едва ли оставила надежду вернуть ее обратно. — Лица слушавших Шарлотту сразу напряглись, но она поспешила успокоить их: