Прекрасные изгнанники

Я проспала до полудня, проснулась с жутким похмельем, и ни роскошные цветы, ни икра и паштет, которыми вечером угощал меня Херб, ни бутылка элитного шампанского, которую открыл Клоп, не могли облегчить груз от свалившейся на наши головы новости: слухи о нас с Эрнестом докатились до дома. Значит, теперь обо всем узнает Мэти. И Полин тоже узнает, если захочет.

Когда Полин телеграфировала, что собирается на Рождество в Испанию, это было уже не так важно. Я полагала, что мне следует оставить Эрнеста жене, которая легко закрывала глаза на все его прегрешения. Решила, что стоит вернуться домой и до начала турне повидаться с Мэти и окунуться в ужасы Сент-Луиса, которые издалека казались чистым отдохновением. Я представляла, как буду нежиться в кровати, а мама будет сидеть рядом, положив ладонь на мой лоб, или мы с ней поедем в Крев-Кёр и устроим там, как прежде, пикник. Но я понимала, что эти мечты неосуществимы. Я бы никогда не простила себе, если бы читала стихи на берегу озера, в то время как в Испании умирает очередной Мате Залка.

И я осталась с Хемингуэем, старалась не подавать виду, насколько мне плохо, и, как учил Эрнест, гнала прочь мрачные мысли. Мне так часто хотелось свернуться калачиком на кровати и реветь. Например, в тот день, когда тайная полиция пришла за Ильзе Кульчар в офис зарубежной прессы. Ильзе обвинили в том, что она живет с одним мужчиной, в то время как формально замужем за другим. Как будто она это скрывала! Или когда русский военный советник и мой друг Михаил Кольцов показал мне таблетку цианида, которую всегда носил при себе, чтобы фашисты, если он попадет в плен, не смогли использовать его как доказательство того, что советские солдаты сражаются на стороне республиканцев. Стало невозможно закрывать глаза на то, о чем мы все давно знали, но просто не хотели себе в этом признаваться: республиканцы были далеко не святыми.

Спустя несколько дней после телеграммы Полин Эрнест, присутствовавший на обеде с шефом недавно учрежденной тайной полиции, ушел оттуда, когда начался очередной артобстрел, и, рискуя жизнью, побежал по грязным улицам, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

— Выходи за меня, Муки, — сказал он, как только отыскал меня. — Пожалуйста, скажи, что согласна.

В этот раз Эрнест говорил серьезно. Он хотел уйти от Полин ко мне. Я видела это по его лицу, в его больших карих глазах был страх, что он может потерять меня, не успев попросить прожить всю жизнь вместе.

Что же я ответила? Проблема в том, что если ты не уверена на все сто, то не можешь сказать «да» мужчине, когда на другой чаше весов двое его сыновей. И даже если ты уверена, это все равно непросто. Я могла бы с самого начала решительно отказаться, но не забывайте, что мы находились в Испании, в эпицентре войны, где хотелось на полную катушку проживать каждую минуту, поскольку она могла оказаться последней. А еще я понимала, что Эрнест никогда бы не решился оставить Полин, если бы сомневался во мне, и это дарило чувство безопасности. Как же я его любила! Любила за его слова и за их силу, за то, что мы могли помочь друг другу пройти через все трудности. Но я не хотела ставить под удар Полин и мальчиков или его жизнь в Ки-Уэсте.

— Ты не можешь просить меня об этом, Клоп, — тихо сказала я. — Это несправедливо, если ты не всерьез. А если всерьез, то это нечестно по отношению к Полин, Патрику и Гиги.

Эрнест вздрогнул, когда я произнесла имена его сыновей, но взгляда не отвел.

— Я не хочу быть той, из-за кого ты от них уйдешь, — заключила я. — Так что давай закроем эту тему.

В этот раз я уезжала из Мадрида одна. В Париже мне очень скоро стало тошно от изобилия сытной еды и до неприличия равнодушного отношения к бедственному положению в Испании. Я обналичила последний чек с гонораром за «Бедствие, которое я видела», составила перечень расходов и отослала Эрнесту свою долю, приложив короткое письмо. Там говорилось, что гонорар был выплачен за лучшее, что я написала в своей жизни, и потрачен на лучшее, что я сделала в своей жизни, то есть на поездку в Испанию. Потом я снова написала ему на пути домой, уже с «Нормандии». Сидела в вонючей каюте и выводила строчку за строчкой. А под конец пожелала им с Полин счастливого Рождества. Ну что ж, я сама сделала свой выбор.

Лекционный тур по Соединенным Штатам

Январь 1938 года