Прекрасный белый снег (СИ)

"Надо же, — подумала она. — Значит это было во втором. Он помнит, а я нет." Конечно, она помнила. Глупое хихиканье мальчишек на галёрке, себя, как она боялась ошибиться, грохот аплодисментов, всё это в её памяти осталось, а вот Марата она почему-то там вспомнить не могла. Наверное, думала она, слишком волновалась, было не до зрителей.

— А ты, вы, вы тоже были? Тоже слышали?

— Конечно! Конечно был! Ты бы знала, как я тобой гордился! Такая умничка, и у меня в группе!

Они помолчали немного, Светка, украдкой поглядывая на него тихо улыбалась, и выискивая орехи и изюм в мороженом, ковырялась потихонечьку в креманке. А он, глядя в окно, маленькими глотками прихлёбывал горячий кофе.

— Знаешь, — как-то грустно и мечтательно улыбнулся он, — а я ведь когда-то тоже был Ромео. И каким... Каким я был Ромео! Зал плакал, когда я танцевал его на сцене... Эх, годы, годы. А годы летят, наши годы летят..., — вздохнул он задумчиво. — Ну ладно, давай не будем! Чего было не вернёшь, а чему быть того не миновать! Правда?

— Правда. — кивнула головой Светка. — Не миновать. А ты, вы, вы как сейчас? — Светка всё никак не могла определиться, как к Марату обращаться. На "ты" — казалось ей, — вроде неудобно, — всё же этот странный парень был раза в два её постарше. Если не больше. Но и на "Вы" у неё не очень получалось, вёл он себя так, будто они старые друзья а не преподаватель с ученицей, пусть даже и бывшие.

— А вы, — всё-таки выкнула опять Светка. — Вы где? Всё там же?

Нет, Марат уже достаточно давно был совершенно не "всё там же". Из Зенита он ушёл, года три назад, всё по той же причине что и из Динамо, с тем разве что отличием, что на ковёр его здесь никто не вызывал и заявление по собственному ему писать уже не предлагали.

— Может, — совершенно как-то по взрослому, делился он со Светкой, — бесперспективность достала? Вот ты как думаешь, легко работать не имея перспективы?

— Нет, что вы! — отвечала ему Светка. Как же можно? У человека обязательно должна быть перспектива! Хоть какая-то мечта! Иначе, зачем жить?

— Вот именно, Светик! Мечта, мечта... Конечно, ты права! Как же без мечты? Без мечты человек засыхает преждевременно, как дерево без воды. Высыхает до корней и стареет молодым...

"Пьянки эти бесконечные, — вспоминал Марат, — Светику, думалось ему, — такие подробности, пожалуй, ни к чему. Вечные эти бухие посиделки в тренерской, вечером после тренировок, с финалом как правило, в его комнатушке на Финбане. Все люди, как люди, у каждого своя группа, какие-то надежды. И разговоры-то, все только об этом. У кого какая девчёнка... Да какая талантливая... Да вот мы с ней сейчас... Постоянно об одном и том же! И всё по кругу! А он один, ни пришей, ни пристегни, как хрен на блюде, в гордом одиночестве. Ни воспитанниц тебе талантливых, ни перспектив хоть каких-нибудь на будущее. Занятие провёл, "Спасибо, до свидания!" И опять, в лавку за портвейном. Достало!"

Нет, Светке он, конечно, ничего этого рассказывать не стал. Сказал только, что уволился сам, надоело с чужими девчёнками возиться. Тем более, знакомые позвали в другое место, в спортивную танцевально-хореографическую студию, проще говоря, школу спортивных бальных танцев, такие в начале перестройки только-только начали появляться в СССР.

Вёл там Марат, как обычно, хореографию, для всех, но и свои девчёнки и ребята у него здесь тоже появились. Отдельная, лично его группа, с которой он занимался, и сам в процессе тренировок осваивая эту новую, непривычную для него и даже не совсем обычную в его понимании школу танца, собиралась, как говорят танцоры, на паркете, в студии, состоящей собственно из не очень большого зала с зеркальной стенкой и так называемым балетным станком, представляющим собой всего лишь длинную металлическую трубу наподобие перил, у зеркала. К залу, отдельным бонусом, руководство ДК выделило и раздевалочку, без душа правда, зато с двумя широкими металлическими раковинами-умывальниками, где вода, казалось, гремела на весь огромный комплекс. Происходило всё это в ДК имени Ленсовета, на Петроградской, по вечерам — три раза в неделю, после восьми.

Школа-студия являлась хозрасчётным учреждением, платили там совсем неплохо, и по сравнению с Зенитом или предыдущим Динамо это казалось просто раем. Даже в театре, на главных ролях, Марат зарабатывал поменьше. Занятия в школе были платными, не слишком дорогими — десять рублей в месяц, всего, деньги вполне подъемные для советского трудящегося. И хотя, со своей группы Марат по договору оставлял себе ровно половину, с некоторых, казавшихся ему особенно перспективными юных танцевщиц или танцоров плату он не брал: от уроков хореографии, которые он вёл всё остальное время, Марат тоже имел долю, и неплохую: на приличную жизнь ему вполне хватало.

Они ещё долго разговаривали о чём-то, Марат глядел на эту девушку, и понимал: расставаться он с ней не хочет. Она просто заворожила его девичьей своей чистой красотой, неподдельной искренностью в как-будто голубых, но в то же время грустно-серых, с нежной поволокою глазах.