Прелести Лиры (сборник)

– Любовь, Лира, это великое чувство. Человек, который не способен его испытать, никогда не станет великим поэтом. Никогда. Это просто закон, не знающий исключений. Я написал об этом в предисловии. «Лепестки» – это стихи дьявольски одаренной женщины, не ведающей, что она жаждет любви, погибает без нее и при этом бежит от любви.

– Чушь. Дичь, Басов. Гнусь. Ты говоришь, как подслеповатая мышь из костела, как девочка Герда, на взбухшей шарами груди которой гордо реет красный пионерский галстук, цвета менструации. Кстати, о Герде… Дай мне денег.

– А ты зарабатывать на жизнь не пробовала – относительно честным способом?

– Я же поэтесса, Басов, а не белошвейка. Мне не понять гордости бедняков. Неужели ты думаешь, что я буду, как все, горбатиться за презренный металл? И потом: разве я сейчас не заработала?

– Шлюха ты, Лира. Дешевая содержанка.

– Мне наплевать. Пока у меня есть Лира, пока я есть сама у себя, – мне наплевать. Никто мне не указ. Я презираю тех, кто дает мне деньги. Женские чары для того и даны, для того и созданы, чтобы ими пользоваться! Разве нет? Красота – страшная сила. Вот и платите, самцы рогатые.

– Этого хватит, чтобы подавиться на время?

– За деньги, кстати, – отдельное спасибо.

– Не суетись под клиентом. Подожди секунду. Почему ты называешь себя – поэтесса?

– Честно?

– Можешь соврать. Или ты врешь только себе?

– Очень напоминает «баронесса».

– Привет Паскуде.

– Он более щедр, чем ты. И не менее любезен.

* * *

Федор Басов долго гулял по ночному городу. Его сопровождало темное небо, в разрезах которого, словно в полыньях, плескались веселые звезды.

4

Федор решил больше не встречаться с Лирой. Но судьба (значит, она все же есть?) распорядилась иначе.

Однажды горячим летним вечером она ворвалась к нему в квартиру (он в это время вешал на стену новое, то есть старинное «зерцало» – строгая бронза окладом и зеркальная гладь изумительного качества, ничего лишнего, – приобретенное по случаю у знакомого антиквара) и с порога заявила:

– Дай мне денег!

Он посмотрел ей в лицо – и почему-то не сказал того, что она вполне заслужила услышать. На что, возможно, нарывалась. Растерянные глаза плохо рифмовались с хамской интонацией.

– Зачем тебе деньги?

– А тебе не все равно? Ведь ты мне ни разу не позвонил. Я для тебя кто? Никто.

– Мне практически – все равно. И ты для меня – никто. Всего лишь талантливая шлюха. Как и моя бывшая жена. Но не скажешь – не получишь денег.

– Хорошо. Заметь, не я начала этот разговор. Я беременна, и мне срочно надо делать аборт.

Бронза, издав густой звук летящего шмеля, зазвенела, соприкоснувшись с бетонной стенкой. Зеркало почему-то не упало, хотя в этом не было бы ничего удивительного: руки перестали слушаться Федора.

– Что ты молчишь? Хочешь спросить, не от Паскуды ли я беременна? Ну, давай, спрашивай. Ты же мужчина – давай, увиливай от собственных грехов. Делай из меня дуру, самаритянин.

– Это не вопрос денег. Но… Ты уверена, что беременна от меня, Настя?

– Сволочь ты, Федор Басов. Ты бездарь. Не поэт!

Лира бросилась то ли к нему, то ли к зеркалу, пришлось мертвой хваткой живого и сильного взять ее за руки и усадить на диван. Странно: в ее сухих кистях совершенно не было знакомой крепости, они были безвольными.

– Почему ты решила, что беременна от меня, Настя?

– Сволочь ты, Басов, сволочь!

Он расчетливо ударил ее по щеке – ровно с такой силой, чтобы пресечь истерику. Ничего личного.

Настя отскочила от него, как ошпаренная электрошоком. Если бы она была кошкой, то из шерсти ее сейчас сыпались бы искры, а хвост торчал бы, как флагшток. Что-то случилось.

– Еще раз тронешь меня – я убью себя. Понял?

Она сказала это просто, тихо и, что сразило Федора наповал, с достоинством баронессы.

– Извини, – сказал Федор. – Я принесу тебе чаю.

– Мне нельзя крепкий чай.

Федор с удивлением посмотрел на нее, она молча отвела глаза.

Разговор был долгим и мучительным. Федор просил ее («у меня к тебе только одна просьба») не делать операцию завтра же. Отложить ее на три дня, и эти три дня пожить у него в доме.

– У меня на раздумья есть только два дня, – сказала Лира.

– Хорошо. Пусть два. Поживи со мной два дня.

– Это ничего не изменит. Я свой выбор сделала. Решение принято.

– Но это и мой ребенок, черт возьми! Я буду его отцом!

Лира расплакалась, закрыла лицо руками – и окончательно превратилась в Настю.