„Для генерала Корнилова вы были верховным комиссаром, и этот ваш разговор был разговором между верховным комиссаром и Верховным главнокомандующим. Вы появились перед генералом Корниловым как представитель Временного правительства, которое, между прочим, не уполномочивало вас делать какие-либо заявления“.
Когда Савинков и Филоненко указали, что по сути такой же план Совета обороны был предложен Временным правительством, А. Ф. Керенский ответил: „Никогда, никогда! Поднимался и рассматривался вопрос об образовании Совета обороны (скорее, военный кабинет, а не Совет обороны)
В результате разговора А. Ф. Керенский сказал, что он рассматривает действия М. М. Филоненко как, мягко говоря, бестактные и что он считает невозможным для последнего продолжать какую-либо политическую работу.
Я со своей стороны заявил, что не считаю поведение М. М. Филоненко в Ставке преступным.
Филоненко согласился подчиниться решению А. Ф. Керенского и отказаться от любого участия в политической жизни страны; в то же время Савинков защищал правильность поведения Филоненко и пытался пояснить его признание таким образом, что А. Ф. Керенский несколько раз поправлял его словами:
„Мы, все трое — я, В. Т. Лебедев и полковник Багратуни, — слышали, что говорил Филоненко. Он сказал нечто совсем другое“.
Поскольку Савинков продолжал настаивать на том, что действия Филоненко были правильны, и выражал солидарность с ним, премьер предложил передать все это дело Временному правительству, что, впрочем, Филоненко отклонил, заявив, что он предпочитает подчиниться решению А. Ф. Керенского».
Ближе к вечеру того же дня Филоненко был официально отправлен в отставку. Как я указывал ранее, поведение Филоненко в Ставке используется как одно из трех доказательств моего тайного сговора с Корниловым. Правда, генерал Алексеев прямо сказал, что вопрос о выступлении Корнилова обсуждался с Керенским