Прелюдия к большевизму

Против последней причины его отставки в принципе я не выдвинул никаких возражений, ибо теперь я могу признать, что негативное отношение Савинкова к этим назначениям было объяснимо, поскольку результаты, ожидаемые от назначения на мое место «настоящих» военных, никоим образом не оправдались. Впрочем, следует признать, что между Верховским и Вердеревским существовала значительная разница. Умный и весьма дипломатичный Вердеревский прекрасно понимал положение, созданное корниловщиной, и хотел спасти все, что еще можно было спасти. Он считал своей главной задачей защитить морских офицеров от дальнейших линчеваний и окончательного истребления. Это объясняет его излишний оппортунизм в его отношении к организациям моряков. Но, «отбивая» каким-то образом натиск матросов и низших офицеров, Вердеревский целиком посвятил себя задаче по разработке и приготовлению ряда важных мер, направленных на попытку в течение зимы восстановить боеспособность морского флота. Генерал Верховский, с другой стороны, не только совсем не мог справиться с ситуацией, но даже и не мог постичь ее. Его поймали в сети левые политические игроки, и он быстро поплыл без парусов и руля навстречу катастрофе. Можно вполне обоснованно вменить мне в вину, что я назначил Верховского на пост военного министра, и я принимаю этот упрек. Это было самое неудачное из всех назначений. Тем не менее (не для того, чтобы оправдать себя, но просто как факт) я должен сказать, что перед тем, как получить назначение на должность военного министра, Верховский казался совершенно другим человеком. Я не стану говорить о его деятельности в Севастополе и еще раньше, но даже 27 августа в телеграмме Корнилову он выражал свою солидарность с сутью мер Корнилова и лишь протестовал против способа его действий: «Можно и должно сменить политику, но нельзя подрывать последние силы людей в то время, когда фронт прорван». По прибытии в Петроград после своего назначения Верховский всем представлялся как «корниловец». Кроме того, из-за некоторой неопределенности в поведении других кандидатов мне буквально не из кого было выбирать, в то время как и справа, и слева выражалось неожиданное желание видеть на посту военного министра военного.]

Параграф 27

Шабловский. Располагало ли правительство какими-либо данными, когда привлекало Корнилова, Лукомского, Кислякова, Деникина и Маркова к суду: чем-то, чего нет у нас, какой-нибудь информацией, которую мы проглядели? Мы только что провели следствие в Петрограде, допросили отдельных людей, но правительство, наверное, располагает чем-то, о чем мы не знаем?

Керенский. Насколько я знаю, все, кто проявлял активность после формального отстранения Корнилова от командования, были привлечены к суду. Генерал Кисляков продолжал отдавать приказы. Лукомский… ну, я думаю, его позиция ясна, в то время как история Деникина и Маркова вам известна.

Шабловский. Никаких специальных рапортов не было?

Керенский. Наоборот, телеграмма и поведение Лукомского были для меня сюрпризом. Я не думал, что Лукомский пойдет таким путем. Даже сейчас я считаю возможным, что Лукомский присоединился бы последним. В конце концов, средоточие дела, несомненно, заключается в Завойко, Аладине и компании.

Раупах. Каковы фактические данные, свидетельствующие об их участии в мятеже?

Керенский. Вы сейчас переходите к вопросу об определении преступления, которое они совершили. Мы считаем, что открытое неповиновение Корнилова главе верховной власти и его отказ сдать свои полномочия вместе с призывами и приказами войскам, которые он издавал, составляли «мятеж», в то время как его сторонники и участники предстают как «подстрекатели мятежа». Вина всегда определяется действиями главного преступника. Не знаю, какими иными методами ее можно определить.

Раупах. Степенью участия Кислякова, Лукомского, Деникина и Маркова?

Керенский. На самом деле каждый может подумать, что, когда Временное правительство применяет меры преследования, оно само кажется мятежной организацией! Но это зависит от точки зрения. Что касается меня, я не сомневаюсь, что генерал, который позволяет себе называть Временное правительство «агентами германского штаба» и объявляет, что он может составить новое правительство, — мятежник! Я не понимаю, в чем заключается неправильность определения.

Раупах. Я не возражаю против определения; но были ли какие-нибудь улики против Деникина, Лукомского, Кислякова, Маркова и других?

Керенский. Они продолжали сотрудничать с мятежным генералом, этих фактов вполне достаточно. Когда генералу Лукомскому приказывают занять пост Верховного главнокомандующего, что он по закону обязан сделать, и арестовать Корнилова в случае сопротивления, он заявляет, что не может сделать этого, потому что он на стороне Корнилова. Разве этого недостаточно?