Преломление. Обречённые выжить

За день до отхода в рейс он привёл солидную женщину с разретушированными глазами и напомаженными лоснящимися губами. По привычке усадив её на диван, он пошёл искать помощника в столь деликатном деле, как обольщение очередной рубенсовской красавицы. В ближайшей каюте четвёртого штурмана, недавнего выпускника рижской мореходки, дверь оказалась открытой.

— Послушай, Григорий, впереди у нас рейс. Ни много ни мало шесть месяцев. Сам понимаешь, размагнититься нужно. Я тут чувиху одну привёл… Застрелись! Начальник отдела кадров крупного таллинского предприятия. Представляешь? Да ещё член КПСС! Ты просто ради понта зайди ко мне через полторы минуты и скажи, мол, товарищ капитан… И там чего-нибудь наплети по штурманскому делу. Выручай, старик, надо…

— Да пошёл ты, Васильсавелич… Не до тебя сейчас. Мне ещё карты нужно подготовить на выход. А ты здесь со своими чувихами из КПСС.

Но механик-налётчик не отступал:

— Чего ты, Григорий? Что тебе, трудно? Мне только для начала пыль в глаза пустить. Такая метода у меня. Давай, старина, дело не терпит. Дальше я уже всё сам.

— Какой же ты капитан? — удивлялся четвёртый. — У тебя только мица капитанская. А китель с шевронами где?

— Да ладно тебе придираться. У меня программа-минимум: достигать результатов малыми средствами при больших потенциальных возможностях.

— И каюта у тебя явно не капитанская, — приводил свои доводы четвёртый, — и…

— С каютой всё в порядке. Я уже предупредил, что моя на ремонте, временно занимаю другую. Давай, Гриша, жду с докладом.

Четвёртый штурман, поколебавшись, всё же согласился:

— Ладно, иди. Сейчас буду. Заодно даму твою высокопоставленную посмотрю.

Через минуту Гриша постучал в каюту механика-налётчика:

— Товарищ капитан!.. О, извините, вы с дамой.

Мамин поправил на голове мицу, отцентровал ребром ладони «краб» с якорем и, откашлявшись в кулак, выдавил хриплым начальственным голосом:

— Ничего, ничего, обращайтесь, Григорий, кхэ, Григорьевич.

— Товарищ капитан, куда балласт принимать?

Савельич поёрзал на диване, скосил глаза на даму с ещё более распухшими красными губами и начал бровями подавать знаки четвёртому помощнику: мол, что про балласт-то отвечать, не знаю. Брови у него были лохматые, кустистые, уходили под самый козырёк и выше.

Четвёртый разрешил недоумение «соблазнителя», уточнив:

— На левый борт или на правый?

Механик-налётчик с облегчением опустил брови:

— Та-ак!.. Принимайте на левый… И — на правый.

Четвёртый вытянулся в струну:

— Разрешите исполнять?

— Исполняйте!

— Кто это? — настороженно спросила высокопоставленная дама, кивнув в сторону четвёртого помощника.

— Это у нас второй…

— Что второй?.. — дама иронически улыбнулась. При этом губы её стали похожи на блуждающую амёбу.

— Второй механик.

— А что, есть ещё и первый?

И тут на сцену как раз влетел запыхавшийся первый механик и, брызжа слюной, не обращая внимания на удивлённую гостью, разразился громом. Сразу запахло электричеством:

— Ты что, разэмбай этакий, в каюте тут просиживаешь?!! Тебя два часа в рыбцеху ждут, по всему судну ищут. Комиссия уже уходит, нужно акты подписывать. А он здесь лясы точит непонятно с кем… Давай быстро в рыбцех! Я потом с тобой ещё поговорю!

И Дед, он же первый механик, гулко потопал по железному коридору в сторону рыбцеха.

— Чего это он на тебя? — всколыхнулась всем телом дама сердца.

Василь Савельич, слегка приподняв за козырёк мицу, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и медленно произнёс:

— Да это так… Капитан-наставник. Ты тут посиди малость. Надо решить с ним один серьёзный вопрос.

Но дама из КПСС, почувствовав подвох, ждать не стала. Резко поднявшись и одёрнув короткое платье, попросила давящегося смехом недавнего выпускника рижской мореходки проводить её, если можно, до проходной завода.

С удовольствием взяв четвёртого под ручку и аппетитно виляя бёдрами, пошла с ним на выход. Механик-налётчик, сделав яростное лицо, хотел было сгоряча швырнуть мицей о палубу, но, вовремя опомнившись, привычно отцентровал её ребром ладони по миделю[58] и, забыв о «капитане-наставнике», ринулся вслед за вожделенной особой.

— Дорогая, — дышал ей в затылок Василь Савельич, — упускаете уникальный шанс! Такого в жизни у вас уже не повторится. И у меня тоже, — проговорил он, скривив рот набок. — Поверьте мне как истинному джентльмену…

— Джентльмену? — переспросила дама, слегка замедлив ход. — Да у вас, кроме вашей шапки с этой самой — как её? — кокардой, ничего джентльменского-то и нет.

— Как это нет? — взревел Василь Савельич. — А этот самый, как его… — Он не стал уточнять.

Четвёртый, бережно взяв даму под локоток, предупредил:

— Сударыня, здесь осторожно — высокий коммингс.

— Что это вы все тут голову мне морочите, — возмутилась особа, — то какой-то капитан-наставник, то, извините за выражение, комикс? Не раздражайте меня, пожалуйста!

— Коммингс, — пояснил четвёртый, изогнувшись как паж перед королевой, — это значит порог.

— А вы можете по-русски выражаться?

— Выражаться мы можем ещё как! Но здесь вынуждены придерживаться морской терминологии. Называть вещи на судне обиходными именами — моветон.