Преломление. Обречённые выжить

Весть о лопнувшей цистерне со спиртом разнеслась по всему порту, и мужички со всех сторон стали сбегаться к месту аварии. Ходят они, бродят, а спирта нигде не видать. Невдомёк, что он у них под ногами. На причале перед нашим пароходом половина порта собралась, как на митинг. Докеры целыми бригадами пришли, за ними ухманы[62], счётчики-учётчики, стропальщики, крановщики. Даже из администрации портофлота двоих приметил с бидонами. Топчутся, бедолаги, чуют, видно, что-то, а понять ничего не могут. Тогда наш боцман, сердобольная душа, взял из каптёрки лом, вышел к народу и, ни слова не говоря, как долбанёт этим ломом о причал рядом с цистерной. Тут же спирт струёй и зафонтанировал. Он же на морозе не замерзает. Боцман в ладошку набрал, понюхал, попробовал. Добрый спирт, говорит, такой и неразбавленный пить можно.

Пробил ещё несколько дыр в ледке и чинно пошёл себе на пароход, показывая пример трезвенности и рачительности в делах.

Народ сразу усёк, что к чему да откуда. Запасливые и смышлёные тару с собой прихватили, стали заполнять. А кому совсем невтерпёж, те сразу к фонтанам целебным припали. Такая людей жажда мучила. День тяжёлый был — понедельник.

— А спирт сам по себе, что ли, фонтанировал? — поинтересовался один из самых дотошных. — По каким таким физическим законам он вверх-то поднимался? Расскажи-ка нам, Боря! Чтобы правдоподобно было, а то не всё у тебя складно складывается.

— Так это проще простого. Я ж говорил, что народу немерено собралось. Вот своим весом и давили, как поршень, на ледяную корку. Это ж и дураку понятно. Короче! К обеду утолившие жажду стали разбредаться. Но не тут-то было. Нашёлся, видно, доброхот, позвонил в медвытрезвитель. Тут же «хмелеуборочная» пожаловала, и всех, кто под руку подвернулся, замели на «опохмелку». В порту почти никого не осталось.

Под конец вахты ко мне знакомый заглянул. На соседнем судне доктором числился. За бутылкой в город бегал, не зная, что здесь море спирта разливанное. Удивился: «Чудеса! В проходной — пусто. Даже некому пропуск предъявить. В порту словно вымерло всё. Краны не работают. Народу не видать. Пароход мой под погрузкой стоит, а движения никакого. Стропы с грузом зависли. Может, электричество отключили? Или праздник какой объявили?» — «Праздник», — объясняю. «И у меня праздник, — лыбится доктор, — день рождения, тридцать три стукнуло. Грех не отметить». И достаёт из-за пазухи бутылку «Столичной».

«Ну что ж, — говорю, — пойдём в каюту, там и подарок для тебя найдётся по этому случаю — сувенир из Гонконга».

Для начала раздавили мы по всем правилам «Столичную». Сидим. Он подарком всё любуется. Спрашивает: «Что за знаки такие? Не то два головастика в круге, не то ещё чего-то малопонятное». — «Китайские символы, — поясняю. — Поживёшь — поймёшь. Добавлять бум?» — «Дак откуда ж?» — смеётся. И тут я из-под стола шаровый спирт достаю. И прямо из ведра — ему в стакан. «Чистоган?» — «Чище не бывает». — «Откуда?!» — «Неважно. За твоих будущих детей, — говорю, — поехали!»

Кстати, как в воду глядел… насчёт детей. В общем, так мы с ним незаметно это ведро и осушили.

— Целое?! — переспросили слушатели в один голос.

— Ну да, без всякой закуси умяли за будь здоров. Как только ведро прикончили, доктор расфилософствовался: «Как думаешь, Борис Васильевич, — он всегда так, как малость выпьет, то сразу на имя с отчеством переходит, — почему пьют советские люди?»

Что тут ответишь? Всё равно что спросить: почему едят советские люди, или спят, или детей рожают? А он своё: «Отчего пьют? От безысходности, от нужды или от безделья? Отнюдь нет! Это там, на Западе, пьют от всего этого. У нас же и уверенность в завтрашнем дне, и зарплата, и работа. Думаю, пьём исключительно потому, что в магазинах в основном закуска, а не еда. Зайди в гастроном. Что ты там увидишь, дорогой товарищ?! Кильку в томате, снетки, икру кабачковую. Ну, иногда шахматное печенье и минтай мороженый. В расчёт их брать не будем. И конечно, водяру. Ты, например, ту же кильку в томате станешь без водки употреблять? То-то и оно — не станешь. Вот тебе и ответ. А у них там, на гнилом Западе, харчей невпроворот, сам знаешь. Купишь то, купишь сё, затаришься с головой, а кильки в томате и нет. Закусывать нечем. Вот в этом-то и беда их».

Когда мы с доком ведро приговорили, решил я под занавес «Фундадор» выставить. На посошок, так сказать. Забугорное бренди-шменди. Давно он у меня в закромах валялся, ещё с кругосветного рейса. Совсем о нём позабыл. Тем более что не покупал — презент от шипчандлера[63], когда на Канары заходили. Там он особо популярен из-за своей дешевизны.

Из-за него-то всё дальнейшее и случилось. Если бы не этот несчастный «Фундадор», может, и обошлось бы. Ещё тесть мне на свадьбе говорил: «Боря! Не мешай…»

Опять за детей стаканы подняли… И тут я начисто отключился. Хуже нет этого забугорного самогона! Мозги отшибает за милую душу. Не стыкуется с нашей природой.